– Куда же шире?! – негодующе прервал Хуана Карлоса Мустафа, начиная возбуждаться – я люблю этот мир, и для меня насильственная смерть означает только горе и больше ничего другого! А бегущие от бандитов люди напуганы. Они страдают! Так о какой широте взглядов вы говорите, господин капитан? Такие как вы разрушают этот прекрасный мир! И точка.
– Ты прав, Мустафа, во всем прав, – ответил Хуан Карлос – но поверь мне, я люблю этот мир не меньше тебя и даже больше! Мы с тобой говорили об этом в каюте, помнишь? Твои утверждения верны, если рассматривать происходящее локально, только здесь и сейчас. А если проследить последствия каждого события дальше во времени, то все не так однозначно, как кажется на первый взгляд.
Хуан Карлос повернулся лицом к морю, указав на него рукой.
– Взгляни на это безмятежное море, исполненное спокойного величия! Сейчас его обманчивая тишина не дает представления о таящейся в глубинах разрушительной мощи и истинной красоте. И лишь тогда море станет великолепным, когда поднимется буря и заставит его встать во весь свой исполинский рост, разбудив в нем могучего и страшного великана – властителя судеб в своих пределах. Бушующая стихия завораживает, в отличие от полного штиля, восхищает и манит к себе, одновременно пугая. Согласись, Мустафа, что невозможно налюбоваться морем в такие минуты. Так и хочется встать на обрыве, подставив лицо ветру, наполненному водяной пылью и посмотреть вниз, туда, где огромные соленые и ленивые валы подкатывают к берегу, вздымаясь все выше и выше и, достигнув своего максимума, обрушиваются всей своей невероятной массой на пляж, пожирая песок и камни. Поэтому художники предпочитают рисовать не штиль, а девятый вал. И именно такие картины висят в музеях, а сотни тысяч людей на протяжении десятилетий любуются ими, восторгаясь мощью производимого эффекта, скопированного рукой мастера с самой природы. Люди буквально черпают из картины саму бурю и насыщаются эмоциями, упиваясь запечатленным моментом. И все получают удовольствие – и художники, и любители живописи. Но если хорошо подумать, то фактически на картине изображено чье-то несчастие, потому что шторм – это всегда разрушение, и какая-нибудь вдова погибшего моряка видит в шедевре смерть своего мужа, сына.
Мустафа ненадолго замолчал, обдумывая слова Хуан Карлоса.
– Пожалуй, я соглашусь с вами, господин капитан, но не полностью, – не скрывая раздражения отвечал он – в своем примере вы описали результат работы природы и божьего проведения. Но сколько бы жизней не унес океан, поглощая корабли и рыбацкие лодки, никто не ропщет на него за это, потому что человек бессилен перед волей Всевышнего и не способен изменить предначертанное. А зло, которое вы – Хуан Карлос несете людям, происходит по вашему приказу! – Мустафа говорил все эмоциональней, не сдерживая чувств – что вы возомнили о себе, господин капитан? Кто сказал, что у вас есть право решать, кому жить, а кому умирать? Кто дал вам это божественное право вершить судьбы людей?! Прошли времена единовластия, когда монарх мог послать на смерть тысячи жизней, ради расширения территорий, собственных интересов, ради власти и богатства! Прошли времена пиратов, грабящих города, убивающих стариков и детей, насилующих женщин! Так откуда же ты взялся, Хуан Карлос – конкистадор прошлого? Вы не монарх и не пират, но позволяете себе слишком много для обычного человека!
Но как Мустафа не старался, его агрессивные нападки не находили отклика на умиротворенном лице капитана.
– Ты знаешь, Мустафа, а я даже рад, что ты так горячо реагируешь, – Хуан Карлос зашагал дальше, жестом пригласив спутника следовать за ним – это значит, что тебе действительно что-то не безразлично в этом мире. Но мой тебе совет – не распаляйся и старайся сохранять спокойствие, в этом случае ты сможешь более трезво рассуждать, а не руководствоваться в выводах лишь тем, что тебе кажется. А также это определенно поможет тебе сберечь силы, которые, поверь мне, еще понадобятся. Тобой движут самые правильные чувства, и если бы я был на твоем месте, то наверняка вел бы себя так же. Но ты многого еще не знаешь и не понимаешь – во-первых, в силу возраста – ведь тебе нет еще и тридцати лет, а во-вторых, из-за недостатка информации. Тебе предстоит узнать некоторые совершенно необычные вещи, а я должен постараться до тебя их правильно донести, – Хуан Карлос говорил рассудительно, стараясь объяснять понятно, и был похож в эти минуты на терпеливого учителя – вот ты опять начал говорить о творимых мною злодеяниях, а заодно о незаконно взятой на себя роли Творца, распоряжающегося человеческими судьбами. Но это два несвязанные между собой действия, несмотря на то что в твоих глазах они происходят одновременно. Предлагаю разобрать их независимо друг от друга и начать с моих «неограниченных полномочий». Ты согласен, Мустафа?