Пояснений не требовалось. Борн понимал, о чем идет речь. «Известное лицо» – это, конечно, сотрудник Корпуса национальной безопасности, тот самый Антонин Слива, с которым причудливое стечение обстоятельств столкнуло преуспевающего Гоуску. А «Драва» – это Милаш Нерич, не сумевший замести следы после расправы с Пшибеком.
Борн поджег телеграмму огоньком спички. Потом он нажал кнопку звонка. Через несколько секунд к нему вошел Обермейер.
– Кого вы еще хотите показать мне? – спросил его Борн.
– Людемира Труску.
– Что это за птица?
– Чех. Долго жил в Закарпатской Украине. В конце двадцатых годов эмигрировал в США и жил там вплоть до прошлого года. Принял предложение Управления стратегических служб о сотрудничестве и был направлен в Прагу для связи с Плоцеком, директором «Стандарт электрик Домс и К°». Покинул Прагу по указанию фон Термица и сейчас находится в Братиславе.
– Почему покинул Прагу? – спросил Борн.
– Опасался встречи с братом. Его брат, Адам Труска – старый коммунист, в данное время директор одной из крупных машинно-тракторных станций.
Борн тихонько присвистнул. Людемир Труска его заинтересовал. Но почему Термиц пошел по линии наименьшего сопротивления и убрал его из Праги – это Борну было непонятно. Не воспользовались такой удобной зацепкой, как родной брат. Что может быть заманчивей?
– А что Людемир Труска делает в Братиславе? – допытывался Борн.
В Братиславе, пояснил Обермейер, Людемир Труска сведен с инженером, работающим на строительстве завода по выработке искусственного волокна. После окончания монтажных работ перед ними обоими будет поставлена задача вывести завод из строя.
– Вы возложите это полностью на инженера, – безапелляционно заявил Борн, – а Людемира Труску направьте к брату. Так будет интереснее. Придумайте достоверную легенду о его жизни в последние годы.
Обермейер ничего не имел против такой комбинации, но у него были и другие соображения по части использования Людемира Труски. Он собирался поручить ему изъятие секретных документов, зарытых в свое время его помощником во дворе того пражского дома, в котором помощник квартировал. Обермейер высказал это соображение Борну.
– Одно другому не будет мешать, – сказал Борн. – Вызывайте его и обрабатывайте. Я вмешиваться не буду. Во время беседы включите звукозаписывающий аппарат. Кстати, в каком часу ваша сестра и Прэн должны сюда приехать?
Обермейер посмотрел на часы.
– В телеграмме указано, что они будут в восемь, но сейчас уже около девяти.
Борн ничего не ответил. Обермейер включил звукозаписывающий аппарат, микрофон которого был спрятан в настольной лампе, вышел и вернулся в сопровождении Людемира Труски. Он посадил его с таким расчетом, чтобы тот хорошо был виден и ему, и Борну.
Борн вынул из кармашка маленькую отполированную пилку с перламутровой ручкой и стал чистить ногти, в то же время внимательно разглядывая Труску. Тривиальное лицо с невыразительными, вялыми чертами, никаких броских примет. Самый рядовой человек. Блондин, возраст средний, рост – тоже.
– Как встретит вас брат, если вы явитесь к нему? – спросил Обермейер.
Труска склонил голову набок.
– Затрудняюсь ответить. Надеюсь, что не прогонит. Мы когда-то жили с ним дружно.
– А позже?
– Позже наши отношения сложились неопределенно. Он мне почему-то не ответил на одно или два письма, я перестал писать, и переписка сама собою прекратилась. В визите к нему ничего опасного не вижу. Об этом я говорил в свое время фон Термицу. Важно то, как я отрекомендуюсь брату.
– То есть? – потребовал уточнения Обермейер и перевел глаза на Борна.
– Видите ли, господа, – продолжал Труска, – скрывать нечего: если я скажу брату, что в Чехословакии я человек временный и мечтаю о возвращении в США, ему это не понравится. Но если я объясню ему свой приезд желанием навсегда остаться на родине и уверю его в том, что в США возвращаться не собираюсь, то, мне кажется, найду и одобрение и поддержку в его лице.
– Такой вариант приемлем, – одобрил Обермейер. – Перед вами встанет задача: получить пристанище в доме брата, вернуть к себе его расположение и, пользуясь связями, устроиться на службу. Не важно, если вы потратите на это много времени.
– Я согласен, – заявил Труска. – Это меня вполне устроит.
– Но мы вам дадим еще одно небольшое поручение, – заметил Обермейер и начал рассказывать Труске о документах, зарытых в Праге его помощником в майские дни сорок пятого года.
Со двора донеслись сигналы клаксона и шум автомобильного мотора. Борн поднялся со своего места, тяжелыми шагами пересек кабинет и скрылся за дверями.
2
Когда час спустя Обермейер вошел в гостиную, за столом сидели Борн, Прэн и Эльвира. Мужчины пили коньяк, а Эльвира – кофе с ликером. Прэн докладывал пражские новости, называл чьи-то имена. Когда вошел Обермейер, Прэн прервал рассказ, поздоровался с Обермейером и заговорил о том, как они с Эльвирой добирались сюда.
– Перевалив через границу, мы попали в такой туман, что на полшага вокруг ничего не видно. Ехали со скоростью десяти километров в час, не больше.