Это я тебя убила

Пожимаю плечами. Подобные разговоры куда лучше бесконечных шуток о смерти. Орфо, похоже, поняла, как я на них реагирую, сдерживается. И… проклятие, я ничего не могу сделать с правдой: было приятно услышать это «больше похож на тебя». Я не мог справиться и с другой, в замковом коридоре, – когда Орфо извинялась за вечер и казалась очень расстроенной. Мне ведь хотелось поцеловать ее. Самому. Целых несколько секунд, но я очнулся, едва споткнулся взглядом о ее сжатый кулак и изувеченную шею. Еще недавно я был монстром, а она – героем, и в том числе поэтому наше поведение ненормально. Теперь, среди божественных правил, мы лишь поменялись местами, а нормальнее ничего не стало. Целовать ту, кто через несколько недель, возможно – вероятно, – умрет из-за меня? Хорошо, в первую очередь из-за собственного проступка, но все же…

Задумавшись, я не замечаю, как Орфо опять замедлила шаг. Устала, а может, просто захотела пройти остаток пути одна. Так или иначе, она бредет за моей спиной, целеры еще дальше, зато впереди темнеет замершая фигурка Клио, чьи волосы все так же развеваются по ветру.

Клио бросила мягкие лодочки на песок, а из кармана достала горбушку. Крошит ее и кидает кусочки в воздух, иногда сразу пригоршнями. Чайки без страха кружат рядом, почти задевая Клио крыльями по лицу. Ловят подачки, жадно заглатывают, а самые твердые уносят в воду, чтобы размочить. Клио буквально окружена серо-черно-белым роем вопящих птиц и явно пребывает на вершине счастья. Кидает еще хлеб, еще. Особенно крупная чайка ловит кусок, сделав быстрый кульбит. При взгляде на нее я не сразу понимаю, откуда дрожь в ногах и зыбкая дурнота, потом понимание вспыхивает. Портал. Скорфус. Почти такая же птица, но с раздробленным позвоночником, упавшая недалеко от нас без всяких причин. И поведение Илфокиона.

Я, правда, прескверно спал сегодня: видел во сне своих бесчисленных жертв. Снова вгрызался в еще теплые хребты, снова ломал шеи и ребра, снова пролистывал полные отчаяния и скорби мысли, – в поисках нитей, за которые мог бы потянуть. Я вспомнил старую подземку, которую бросили в обледенелом доме у озера внуки, – одну из первых, кого убил без труда. Вспомнил нескольких подростков из этого же народа, тосковавших по свету и мечтавших увидеть его хоть раз, – как легко оказалось приманить их иллюзией «Я помогу сбежать». Я вспомнил молодого целера из параллельного мира – его предали друзья, раскрыв королю его любовную связь с королевой. Эта жертва из последних сопротивлялась особенно сильно, даже уже провалившись в портал и столкнувшись со мной среди кристаллов и сталагмитов. Он был полон сил и бесстрашия, тот юноша, и пока он отчаянно отбивал шпагой атаки моих когтей, я мог тысячу раз очнуться, тысячу раз пощадить его, я пытался… не получилось. Я дал ему убежать, а потом Монстр, сильнее сдавив мою душу в стенах ледяного саркофага, все же взял верх, настиг, когтями раздавил тому человеку голову и…

Они все пришли. И многие другие, и уверен, будут приходить еще и еще. Наконец-то я действительно понимаю, что чувствует Орфо в Кошмарные недели. Удивительно, но сейчас сны о хозяине блекнут в сравнении со всем этим. Хозяин мучил только меня и еще двух-трех рабов, но мы выжили. Я мучил десятки существ и не смог пощадить никого. Как хотелось рассказать это Илфокиону, державшемуся во время допроса довольно мягко, но не сумевшему оставить без внимания мою бледность и дрожь. «Ты честен, Эвер, но что-то все же не то, верно?» – вкрадчиво спросил он уже ближе к концу, под возбужденные шепотки близнецов: «Жуть какая, а? Как думаешь, а я бы каким был монстром?!» Я не отвел взгляда. Странно, но недобрые медные глаза Илфокиона всегда умиротворяли меня и вселяли какое-то чувство надежности, нет, защиты. Может, потому что он научил меня драться; может, почему-то еще. Так или иначе, в ту минуту я стоял в шаге от слов: «Не что-то. Все». Но я справился и сказал лишь: «Не знаю. Мне очень тревожно».

Клио оборачивается с широкой улыбкой, что-то кричит: я уже довольно близко. Я смотрю на рой птиц над ее головой – и в расположении крылатых фигурок мне вдруг мерещится огромный череп. Только на миг, птицы ведь постоянно мечутся. Смуглая рука кидает вверх еще хлеба – и вот рисунок в лазури похож уже то ли на розу, то ли на кочан капусты. А Клио, отдуваясь, отряхивает ладони.

– Нет у тебя еще еды? – умоляюще спрашивает она. – Они такие милые!

Чайки орут как бешеные, роняют перья; странно, что ни одна еще не обгадила игаптскую принцессу, но все-таки я улыбаюсь. Вспоминаю: вроде новый дворец физальских правителей стоит не у моря, а на укрепленном взгорье ближе к игаптской границе. Прежний гирийцы разрушили, обстреливая столицу, и его так и не отстроили: в приоритете жилища и храмы, но даже их восстановление еще не завершено. У Республики выход к морю тоже есть, но чайки там куда осторожнее местных: все водоемы Игапты, и пресные, и даже соленые, кишат разнообразными крокодилами, низко не полетаешь.