Это я тебя убила

Регене… в смысле раны заживают сами? От этого? Ох… Его голос звенит потрясением. Он гладит и гладит мою скулу, мягко, но все же так, будто изучает анатомическое пособие, а я лишь опять смежаю веки, отрешенно прислушиваясь к себе. Предположение не вдохновляет. Скорее наоборот. По крайней мере, сейчас, когда голова занята совершенно другим.

– М-м-м… – все, что я могу ответить, наконец посмотрев на него. Он, лежа рядом, вглядывается в меня теперь с беспокойством: не мог не среагировать на тон. – Здо-орово. Может быть… понятия не имею. Плевать.

– Так что, и раньше было? – Похоже, так просто он тему не оставит.

Медик и есть медик, даже недоученный, такое ведь и должно быть ему интересно. А вот мне нет. Все меньше и меньше. Он хмурится: возможно, моя реакция его удивляет, но я как раз отлично понимаю ее причины. Я уже не ребенок, дивящийся чудесам. Когда-нибудь я перестану спотыкаться о новые уродства, которыми одаривает меня метка, но нет, не сегодня. И тем более все выглядит диковато, учитывая, что это далеко не первый мой…

– Не замечала, – почти отрезаю, отпихивая непрошеную мысль и жар осознания в груди. – Знаешь, живу не настолько бурной жизнью. Я тебе не сатирка какая-нибудь, а все-таки принцесса.

Долбаная. Это он пропускает мимо ушей, продолжает хмуриться, и невольно я щетинюсь, добавляя:

– Еще скажи, что тебя это пугает. Тебе ли не знать, что во мне есть вещи похуже.

Но он сразу качает головой, а потом и потупляет глаза. «Меня пугает другое», – говорит его взгляд и особенно – внезапная краска на щеках, закушенная губа, нервное движение: ого, он пытается застегнуть на себе хоть что-то, а пальцы не слушаются! Спохватился: э-эй, о чем вообще мы говорим после того как… как… Больше не злясь ни на себя, ни на него, я кашляю, чтобы не усмехнуться: усмешка просится. Но я не знаю, как он ее воспримет, не знаю, как бы восприняла сама, учитывая все обстоятельства. Только бы не как торжество. Только бы не как что-то вроде: «Ну все, я затащила тебя в постель, а значит, теперь ты точно обязан помочь мне со всем этим коронационным кошмаром. Как минимум сделать все, чтобы я его пережила». Нет же, нет… я ведь думаю о другом, как ни страшно. О том, что «Смотри, с тобой мои раны заживают сами» напоминает признание в любви. Или даже в чем-то большем, в чем-то божественном. Правда… стойте. Регенерация… за счет чего? Омерзительное подозрение похоже на липкий плевок в лицо. Даже подкатывает тошнота, холодеют пальцы, и я резко поднимаюсь на локте.

– Как ты себя чувствуешь? – Надеюсь, он поймет, к чему я веду таким упавшим голосом.

– Ребра все еще целы. – Эвер слабо улыбается, оставляя одежду в покое. Нет, не понял. Быстро облизываю губы и все же произношу вслух как можно небрежнее:

– Ну ладно, отлично, и, кстати, надеюсь, силы на эту регенерацию я не выпила у…

Это ведь возможно. Даже вероятно. Волшебство – не дар, это лишь набор способов болезненно расправляться с другими людьми. Или хотя бы поганить им жизнь. С меня станется. С трудом борюсь с желанием протянуть к Эверу руки. Ну… пощупать его, что ли? Нет, не в этом смысле, но хотя бы лоб и пульс!

– Нет, что ты! – Он правда выглядит удивленным. Примерно пару секунд. Тут же ладонь ложится на мою скулу уже иначе, без изучающей настороженности, нежно и бережно. Я едва сдерживаюсь, чтобы не вцепиться в бледную кисть, кусаю вместо этого щеку. Но судя по утешающему голосу, он все заметил и понял. – Это… скорее всего, что-то в твоей метке. Точнее, в тебе.

– Что, розмариновая карамель? – Пытаюсь засмеяться в голос, но не получается, почему-то – никак. Может, слова даже звучат жалко, будто я готова плакать.

– Нет. – Взгляд Эвера становится строгим, и только тогда я расслабляюсь: он, похоже, искренне не разделяет моих опасений. Даже опять склоняется близко-близко. И я подаюсь навстречу сама. – Послушай. Ты сегодня потратила очень много сил. Перестань.

Он не поясняет, что именно я должна перестать, но этого и не нужно. Может, он прав. Карамель – значит, карамель. Он же не стал серым и не рухнул в изнеможении, даже на щеках играет этот сумасшедший румянец, и глаза блестят ярче, чем обычно. Все… в порядке?

Мы лежим какое-то время в молчании, рядом, а потом я подрагивающими руками начинаю оправлять одежду. Я все еще горю, как минимум лицо. Ощущения тоже сильные, их не убила даже спонтанная тревога, смешанная с омерзением к своему дару, и на регенерацию заряда бы хватило. Его пальцы… ох… нет, не стоит сейчас думать о том, о чем я думала, когда он только начал. Это чересчур, даже для сатира, в перерывах между оргиями они как минимум плещутся в водопадах и поедают подмерзший прошлогодний виноград. Кстати, о водопадах…

– Примешь со мной душ? – Это точно меня отвлечет. От всего и сразу.

Судя по его приподнявшимся бровям и приоткрывшимся губам, он удивлен.

– Ну… – Все-таки усмехаюсь. Не знаю, портит ли меня общение со Скорфусом или слова правда так и просятся: – Раз тебя так огорчило, что в первый раз твое место заняла Клио.