Это я тебя убила

Он дергает ухом. Послушно не продолжаю; вздохнув, убираю руку, но мы так и лежим лицом к лицу, смотря друг на друга. Что-то не так. К моей шее, ушам, щекам опять приливает краска – я ведь только сейчас понимаю, как все звучало и что Скорфус может чувствовать. Я так пекусь об Эвере, который вообще-то, может, даже и выдохнет немного после моей смерти… ну, та его ожесточенная часть, которая все еще считает такой исход справедливым. А что почувствует Скорфус, у которого нет ожесточенной части? Который был рядом все эти четыре года, который помогает мне сверх всякой меры, с которым у нас планировалось общее будущее?

– А хочешь… – и кто тянет меня за язык, но несколько безумных мгновений это кажется очень хорошей идеей, – я оставлю указ, по которому власть перейдет к тебе, хотя бы соправительство? – Мысль пьянит простотой, прозрачностью, соблазном сбросить хоть один груз и, возможно, спасти папу. Я подаюсь ближе, пристально следя за его непроницаемой мордой. – Ну… почему бы нет? У тебя есть мозги, а боги вообще-то нигде не прописали, что только люди…

Не удается закончить: на этот раз хвост быстро бьет меня по щеке, легонько, но болезненно, – и я послушно смолкаю, поняв смысл этого удара. И устыдившись еще больше. Я… я что…

– Так, очнись. – И все-таки Скорфус, к моему облегчению, наконец снова улыбается. – Я на это не подписывался. Королевский кот – да, король – нет, не говоря уже о том, что я не собираюсь жениться и заводить потомство, а без этого в вашем деле никак. – Он тихо вздыхает и щурится. – Хм. Не видь я, что творится с твоей крышей, я даже решил бы, что ты издеваешься.

– С крышей?.. – От горечи в его тоне мне и самой как-то… горько?

– Неважно. – Одним плавным, перетекающим движением он садится, вторым – раскрывает крылья.

Надоело, ясно. Я тоже нехотя сажусь и заставляю себя встретить его взгляд. Я боюсь всего, что могу услышать, боюсь всего, что только что заявила, боюсь… этой новой, унылой, еще более неадекватной, чем прежняя, себя. Что со мной? Может, боги предупреждают, чтобы я даже не пробовала подходить к трону? Лишают последних мозгов? Но что тогда мне делать, кому его отдавать? Кому, если даже мой кот, мой долбаный кот с амбициями башенного размера…

– Слушай, человечица. – Может, Скорфус что-то читает в моем взгляде. Улыбается он уже теплее, и я тоже растягиваю дрожащие губы. – Выше нос, ну? И давай без опрометчивых выходок, в том числе с преемниками. Возможно… – он переводит взгляд на ландыши, трогает лапой ближний, наблюдает, как цветки тихо качаются, – есть способ немного повлиять на правило безгрешности. Точнее… подстраховаться. Но я должен подумать.

Я, потянувшаяся было его погладить, замираю. Он больше не смотрит на меня и кажется скорее растерянным, чем воодушевленным. Крылья и хвост подрагивают. Не похоже, что он собирается что-то объяснять. Может, ему пока и нечего, а может, он боится, вдруг я опять отвечу какой-нибудь несусветной глупостью, но я не могу просто сделать вид, будто ничего не слышала. Я слышала. И вся сжимаюсь внутри. Но я запрещаю себе даже тень надежды, ведь обмануть богов – это не то что обмануть законников. Вряд ли его план правда… план.

– Так. – Кажется, я даже затаила дыхание. – Что требуется от меня? Выпить вдвое больше яда, лечь на угли?

Он все-таки поворачивает ко мне голову, и клыки снова взблескивают в ухмылке. Которая, впрочем, почти тут же гаснет.

– Нет, ничего нового. От тебя не требуется ничего, кроме ясной головы и понимания, что ты заслуживаешь права на жизнь. От твоего двуногого, впрочем, тоже… – Скорфус шумно вздыхает. И вдруг смеется, сухо и фальшиво. – Но увы. Вы, смертные, такие замороченные, такие душные, такие… самоеды. – Слово он будто выплевывает, с невеселой, почти пугающей улыбкой. А потом резко, черной молнией взмывает в воздух. – И что с вами делать?..

Его едва слышно. Почему тогда это так похоже на вопль отчаяния?

– Я… – Начинаю вставать. Дурное предчувствие, сменившееся было почти смирением, снова выпускает самые ядовитые побеги. Я не хочу с ним ссориться. Потому что он прав. – Скорфус, я стараюсь как могу! Правда! Прости!

Несколько мгновений он молча качается перед моими глазами. Я надеюсь, что он ответит. Я все больше убеждаюсь, что этого не будет и что я не надумала.

Он избегал меня в эти два дня, а может, начал раньше. Не просто так. Сглатывая, я протягиваю руку, но он отлетает подальше и, прежде чем я бы сломалась, прежде чем запросила бы пощады и прямоты, как ни в чем не бывало подмигивает. Его глаз кажется ярче солнца.

– Ладно, бывай, все путем. Встретимся в обед! Хвост трубой!