Это их война

Я понимала чувства Дмитрия. Даже нашла тысячу оправданий его злости на меня в тот момент. Мальчик вырос без матери, и та фотография была единственным звеном, соединяющим его с нею. Как позже выяснилось, она много лет простояла на прикроватной тумбочке Павла, а тут из-за меня ее убрали. Не знаю, как бы я отреагировала на его месте. Но радости точно б не испытала.

— Марина Андреевна, — мне хотелось убедить женщину в том, что наше «близкое» знакомство с Дмитрием ни к чему, вот только я понимала, что это она сказала к слову. На самом деле причина ее негодования была глубже. — Я понимаю ваши чувства, и, думаю, вам стоит поговорить об этом с Димой. Скажите ему, как скучаете, и я уверенна, он пожертвует не одним вечером, чтобы остаться рядом с вами.

Женщина одарила меня добрым взглядом.

— Такая молодая, а сколько мудрости в твоих словах. — Марина Андреевна подошла ближе и обняла меня, как самая настоящая мать: с нежностью, теплотой и любовью. — Не знаю, когда он успел вырасти. Кажется, еще вчера был ребёнком, а уже сегодня ловлю его нечастые визиты дома и мечтаю просто побыть рядом, как в старые добрые времена.

Я обняла женщину в ответ. У меня не было такой бабушки. Да и мама никогда не проявляла особых материнских чувств. Единственная женщина, которой я была небезразлична, была моя тетя. Тетя Ира, папина родная сестра, но в силу своего характера женщина проявляла любовь через поступки. Поэтому было немного странно ощущать женские объятия на своих плечах.

— Вот, что называется, спелись. — К нам подошёл Павел и довольно улыбнулся. — Ужинать-то мы будем сегодня?

Не разнимая объятий, мы в один голос ответили «да» и искренне засмеялись. В тот момент я в полной мере ощутила себя на своем месте. Дома. В своей семье.

***

Уже давно перевалило за полночь, а я так увлеклась чтением, что даже не заметила, когда стемнело. Удобно устроившись в мягком кресле у камина, я поглощала страницу за страницей, проживая с героями их жизни. Автор настолько проникновенно рассказывала об их любви, что было невозможно оторваться. Где-то на середине книги я даже всплакнула. Но долгожданный happy end принес свою порцию радости и удовлетворения.

Откинувшись на спинку кресла и закрыв глаза, я заулыбалась сама себе, как умалишенная. Мое воображение продолжало рисовать счастливые картинки будущего героев, а сердце ликовало от умиления. Так красиво бывает только в книгах. Какие бы преграды не посылала судьба, автор всегда найдет способ с ними справиться. В конце таких историй всегда торжествует любовь, за это я и любила чтение. Отрешаясь от повседневности, я почти каждый вечер уходила в мир книг, и была признательна Павлу за принятие моей слабости, за понимание. Ведь вместо того, чтобы засыпать рядом с ним, я упивалась очередной историей о любви, полностью растворяясь в ее судьбосплетениях, и засыпала лишь тогда, когда роман был полностью дочитан.

Вот и сегодня довольная счастливым концом романа, я готова была отправиться спать, когда позади себя услышала скрип входной двери. Я не обернулась. Наоборот, затаив дыхание, сильнее вжалась в спинку кресла, желая остаться незамеченной. Я прекрасно знала, кто пришел. И мне совсем не хотелось с ним встречаться. Закрыв глаза и скрестив пальцы, я стала молиться, чтобы прошел мимо. Но мои молитвы не были услышаны. Тяжелые шаги Дмитрия становились все отчетливей. А мурашки, бегущие по спине, неприятнее.

После той встречи в спальне, мы, конечно, пересекались с Димой пару раз, но он делал вид, что не видит меня. А я старалась не обращать на это внимание, не зацикливаться, но где-то глубоко внутри понимала, что его неприязнь ранит меня, задевает за больное. Переступая порог этого дома, я очень переживала за наше с ним знакомство. Боялась, что не примет. Так оно и получилось. В каждом мимолетном взгляде я ловила усмешку. Он всем своим видом кричал о своем превосходстве, о том, что я нечета его семье, пустое место. Холод, исходивший из его глаз, леденил душу, но я не хотела скандалов, поэтому, проглатывая обиду, продолжала терпеть, очень надеясь на то, что со временем Дмитрий разглядит во мне человека, достойного его отца, и сможет принять.

Сильнее вжавшись в кресло и прижав книгу к груди, я все-таки продолжала надеяться, что Дима ненадолго задержится в гостиной и уйдет прежде, чем я выдам себя каким-нибудь шорохом. Но не тут-то было. Шаги становились ближе, а мое дыхание тяжелее. Даже треск горящего в камине огня стал, как мне показалось, громче, а блики на стенах — пугающе игривы. Они так быстро меняли свою амплитуду, что я не успевала следить за их меняющимися перед глазами картинками. От этого действа сердце забилось быстрее, а глаза непроизвольно сжались.