Это их война

Очередная вспышка. И я стою посреди пустынной дороги. По телу бегут мерзкие мурашки. Обхватив себя руками, оглядываюсь по сторонам в поисках спасения. Но помощи ждать неоткуда. Вокруг пугающе тихо. Только тяжело бьющееся сердце нарушает тишину. Делаю глубокий вдох в надежде успокоиться, но свист колес, надвигающегося на меня железного монстра, заставляет похолодеть от ужаса. Леденящий душу смех оглушает, отдаваясь болью в висках. Выбивает почву из-под ног. Теряюсь. Но лишь на мгновение. Страх заставляет взять себя в руки. И, собрав всю смелость в кулак, бросаюсь в бегство. Бегу без оглядки. Спотыкаюсь. Подворачиваю ноги. Но бегу. Бегу, пока отдышка не берет верх, и я не падаю на землю, начиная жадно хватать воздух.

Еще одна вспышка. И мои глаза встречаются с его испепеляющим взглядом. Он выжигает на моем теле дыру, и я чувствую, как плавится кожа. Смотрю на него, как тонущий корабль на маяк. Дрожу, не чувствуя холода. Встаю на ватные ноги и со скоростью молнии бросаюсь в его объятия. Нахожу в них спасение. И начинаю громко плакать. Не сдерживаясь. Выплескивая наружу скопившийся в теле страх. Плевать на то, что бросил. Главное, что здесь. Сейчас. И я в безопасности. Реву навзрыд. Пока силы окончательно меня не покидают. Ноги отказываются меня держать. А в груди начинает что-то жечь. Не хватает воздуха. Начинаю задыхаться. Снова чувствую панический страх. Сильнее вжимаю пальцы в Димины плечи. И… Просыпаюсь от катастрофической нехватки воздуха. Хватаюсь за бортики ванной и, выныривая, начинаю громко кашлять.

Вода вылетает из легких, и у меня начинается истерика. Скопившиеся за день страх и напряжение, словно взорвавшийся вулкан вырываются наружу. Начинаю судорожно плакать. Заламываю локти, кусаю губы в кровь, бью кулаком по воде. Это сильнее меня. Оно сидит где-то глубоко внутри и причиняет нестерпимую боль. Я не знаю, что это… Но оно не желает отпускать. Слишком сильно вцепилось в сердце, зажало его в тиски и каждый новый вдох подобен маленькой смерти. Слишком больно. Невыносимо. Губительно. Притягиваю колени к груди и продолжаю беззвучно плакать.

Папа, папочка… Ты так нужен мне…

***

Спустя час, немного успокоившись, я вышла из ванной и, накинув шелковый халатик, спустилась в кухню заварить себе чай. Внизу было тихо. Все давно разошлись по своим комнатам, и можно было не бояться, что твое уединение кто-нибудь прервёт. Достав из холодильника лимон, я подошла к столу и замерла, всматриваясь в его желтую боковинку. Как я не старалась гнать от себя мысли о Дмитрии, они все равно возвращались к нему.

— Только Диму лечила… Сильный жар… Дала ему жаропонижающее, но не знаю, поможет ли…

Слова Марины Андреевны эхом отдавались в ушах. И я только сейчас поняла, что за всеми своими переживаниями и жалостью к себе, совсем забыла о его болезни. А ведь, если бы не он…

Выругав себя за это, я стала готовить лекарство по тетиному рецепту, которое меня саму не раз ставило на ноги. За приготовлением мои мысли снова вернулись к сегодняшнему дню. Поймала себя на том, что пытаюсь собрать память по крупицам, чтобы найти хоть одно подтверждение тому, что он действительно болен. И дойдя до второго спасения, вздрагиваю, вспоминая, какой горячей была его спина, когда мои руки обвили его и сомкнулись на его пояснице. Почему же еще тогда, я не подняла тревогу… Чувствую себя эгоисткой. Вместо того, чтобы сразу предложить ответную помощь, снова ушла в себя. Сколько раз за один только вечер задалась вопросом, как он меня нашел? И только сейчас окончательно поняла, что это не имеет значения.

Поднимаясь наверх, я была настроена поблагодарить его за все, что он сегодня сделал. Мне это было необходимо. Иначе, казалось, не сомкну глаз. Не успокоюсь. Я нуждалась в его «не за что», как выброшенная на берег рыба нуждается в воде. Хотела услышать от него все, что угодно, только не очередное хамство. Закончить бессмысленную войну. Стать для него, если не другом, то хотя бы просто не чужим человеком, объявив о перемирии. Но, несмотря на это, уверенность с каждым шагом все глубже залегала на дно. И уже у самой двери сыграла со мной злую шутку, оставив меня окончательно.

***

Дмитрий

Выпив принесенные ба лекарства, я попытался уснуть. Но сон не желал приходить. Ни жар, ни скопившаяся за день усталость не могли помешать мыслям изголодавшимся червем рыться в моей голове, всячески не давая сну меня сморить. Друзья сейчас отрывались в клубе. А я вместо того, чтобы последовать их примеру, как последний дурак, лежал в собственной постели, закинув руки за голову, и пялился в потолок. Хотелось встать и закончить день, как подобает, но понимал, что я сейчас никуда не годен. Такое состояние хуже смерти. Мертвым я, наверное, выглядел бы лучше. И в зеркало не смотри, знал итак, что кажусь хуже вялого помидора. Весь помятый, замученный, обессиленный. Каждое движение отдавалось болью в суставах. Чувствовал себя восьмидесятилетним стариком. Самому было противно.