Это их война

Он резал меня по живому. Столько отчаяния было в его пьяном бреду, столько боли, что я непроизвольно сжимал крепче пальцы, поддерживающие его, чтобы не упал. Его слова эхом отдавались в ушах, заставляли ненавидеть себя еще больше. Я чувствовал, как ломаюсь. Как внутри до боли сжимается сердце, готовое броситься в самое пекло ада, за возможность очиститься от того обмана, в котором я погряз. Сейчас, как никогда, я ощущал всю силу его давления, разрушения, самоуничтожения. И понимал, что не смогу переступить через себя еще раз. Это убьет. Убьет меня.

— Я люблю ее, сын… Люблю…

В какой-то момент отец сдался. Поддавшись мне, он обмяк в моих руках и, отключаясь от внешнего мира, провалился в сон. Я дотащил его до своей спальни и, уложив на кровать, тихо вышел, желая одного — поскорее покинуть дом. Но проходя мимо отцовской спальни, был встречен Элиной, которая вышла мне навстречу, останавливаясь в дверях. Тело девушки было закутано в плед, а волосы спутаны. Она смотрела на меня так, что хотелось снова забыть обо всем и броситься в омут её завораживающих своей глубиной глаз с головой. Но вовремя взяв себя в руки, сжал кулаки и на одном дыхание отчеканил:

— Отец в моей спальне. Позаботься о нем…

Девушка приподняла брови, не веря моим словам. Но я был твёрдо настроен уйти, поставив на наших ещё даже не начавшихся отношениях жирную точку. Слова отца и его состояние заставили взглянуть правде в глаза. И понять, что не все в этом мире нам подвластно. И есть ситуации, в которых лучше отказаться друг от друга, чем причинить боль людям, которые тебе дороги.

Элина молчала. Она не делала попытки подойти. Её выжидающий взгляд с сомкнутыми на переносице бровями так и кричал о том, что она ждёт объяснений. Я и сам понимал, что рано иди поздно нам не избежать разговора, поэтому, решив не откладывать его на потом, схватил девушку за запястье и, втолкнув в спальню, закрыл за собой дверь.

Приподняв лицо девушки за подборок, заглянул в ее широко распахнутые глаза и взглядом сказал больше, чем смог бы сказать словами. Она должна была понять, что все это с самого начала — было ошибкой. Принять и отпустить.

— Нам нельзя общаться. Так для всех будет лучше. Поэтому не смотри на меня так и не жди, что я изменю свое решение.

***

Элина

Я не могла поверить, что после того, что между нами было, он может говорить такие слова. Да я понимала, что без боли не обойтись, но я не могла продолжать жить в обмане. Мы уже сделали шаг в пропасть, и назад пути не было.

— Нет, Дим, ты сам не знаешь, что говоришь, — закрутив головой в знак протеста, я уперлась ладонями в его грудь и оттолкнула, — Все не может быть, как раньше. Слишком поздно, понимаешь? Я не смогу вернуться к Павлу после того, что между нами было… — А потом, приблизившись к нему вплотную, я взяла в руки его ладонь и прижала к своему сердцу, — Я слишком многих потеряла и не готова жертвовать еще тобой. Слышишь, как бьётся сердце? Оно бьется для тебя. Не губи его… Не делай мне больно.

Но Дима не желал меня слушать. Оторвав руку от моей груди, он схватился за волосы и отошел сторону.

— Ты думаешь, мне не больно. Я желаю жену собственного отца. Кто я после этого? Как смотреть ему в глаза? Как жить с этой правдой, которая разобьет его сердце… Он только начал жить полной жизнью, и мы не можем все разрушить…

Я понимала его состояние, вот только моя душа и сердце отказывались принимать его слова.

— Я тоже не хочу жить во лжи. Ты прав Павел не заслуживает этого. Мы виноваты перед ним, очень виноваты. Именно поэтому не можем продолжать его обманывать. Мы должны рассказать правду. Со временем он поймет и простит. Но оставлять все, как есть, это не выход, Дим. Это тупик, в который ты нас загоняешь.

— Нет, только не это, слышишь меня, только не это, — Дима подскочил ко мне в три секунды и, схватив за локти, встряхнул. — Ты не можешь его бросить. Наше наваждение пройдет. Мы о нем и не вспомним. Давай не будем путать обычную похоть с любовью. Я не верю в нее. И тебе советую хорошо подумать, прежде чем что-то делать или менять в своей..

Я не дала ему договорить. Отвесив первую в своей жизни пощечину, я отшатнулась в сторону и, наградив его уничтожающим взглядом, ответила:

— Ты — трус. Самый настоящий трус. Спасибо, что открыл глаза прежде, чем я совершила ошибку. — Мои глаза горели, пуская невидимые стрелы и переливаясь всеми оттенками зеленого.

Дима снова преодолел расстояние между нами и, схватив меня за подбородок, прошипел:

— Не смей так говорить. Не смей поднимать на меня руку, иначе…

— Что иначе? — с вызовом бросила я.

— Иначе…

И тут его губы, как обезумевшие, накинулись на мой рот, сминая его с одержимой страстью и грубой настойчивостью. Раскрывшись ему навстречу, я почувствовала вкус выпитого им коньяка и тепло, разливающееся по венам. Его пальцы одним ловким движением скинули с меня плед и впились в бедра, отрывая меня от земли и пробуждая во мне дикие инстинкты. Не в силах больше сдерживать чувств, я со стоном обхватила его широкие плечи и дрожащим голосом прошептала: