Это как день посреди ночи

– И где ты купил этот драндулет? В казарме?

– Да, машина действительно не производит особого впечатления, зато едет, куда я хочу, и до настоящего времени ни разу еще не бросала меня на полдороги.

– Ты что, плохо слышишь?.. Эти звуки – не что иное, как предсмертный хрип баркаса, которому давно пора кормить рыб на дне моря.

– Я привык.

Симон опустил окно и подставил лицо потоку встречного ветра, который тут же отшвырнул назад его волосы и обнажил пока еще едва приметные залысины. Я вдруг заметил, что мой друг как-то постарел, и бросил взгляд в зеркало заднего обзора, чтобы посмотреть, не увял ли и я. Мы проехали Лурмель и на полной скорости помчались к морю. Местами дорога шла по самым вершинам холмов, и тогда нам казалось, что до неба рукой подать. Стоял прекрасный день, которому подходивший к концу апрель подарил все: и хрустальную прозрачность, и величественный горизонт, и несравненную гармонию. В наших краях весна всегда вот так шлет людям прощальный поклон, считая долгом чести предстать напоследок во всей красе. Сады предавались размышлениям под стрекот кузнечиков, слишком рано в том году взявшихся за свои серенады, над прудами горстками золотистой пыли вились тучи мошек. И если бы не убогие загоны для скота, пестревшие то тут то там, можно было бы подумать, что ты оказался в раю.

– Это, случаем, не колымага Скамарони? – сказал Симон, показывая на машину, стоявшую у подножия одинокого эвкалипта, за которым начинался густой подлесок.

Я припарковался рядом и увидел Фабриса, устроившего с двумя девушками пикник. Заинтригованный приездом незваных гостей, он встал и упер руки в бока, явно демонстрируя враждебные намерения.

– Говорил я тебе, что он слепой как крот, – шепнул мне Симон, открывая дверцу, чтобы выйти из машины.

Для того чтобы узнать мой автомобиль, Фабрису пришлось пройти метров сто. Он с облегчением остановился и махнул нам рукой, предлагая к ним присоединиться.

– Что, нагнали мы на тебя страху? – спросил Симон, когда они крепко обнялись.

– Как вы здесь оказались?

– Решили прошвырнуться по окрестностям. Ты уверен, что мы вам не помешаем?

– Проблема одна – я не захватил лишних приборов. Но если вы посидите немного, пока я с подружками буду дегустировать картофельный пирог, то все будет в порядке.

Стараясь достойно встретить молодых людей, девушки поправили блузки и опустили до колен подолы юбок. Эмили Казнав наградила нас благожелательной улыбкой, ее подруга бросила вопрошающий взгляд на Фабриса, который поспешил ее успокоить:

– Жонас и Симон, мои лучшие друзья… – После чего представил нас незнакомке: – Элен Лефевр, журналистка из «Эхо Орана». Пишет репортаж о наших краях.

Элен протянула нам надушенную ручку, и Симон на лету ее схватил.

Дочь мадам Казнав посмотрела на меня черными бездонными глазами, заставив отвести взор.

Фабрис сходил к машине, принес пляжный коврик и расстелил его на земле, чтобы мы могли сесть. Симон сразу примостился рядом с ивовой корзиной, вытащил ломоть хлеба, достал из заднего кармана перочинный нож и нарезал кружками колбасу. Девушки, которых бесцеремонность моего товарища немало позабавила, обменялись быстрыми взглядами.

– Куда направляетесь? – спросил меня Фабрис.

– В порт, – ответил Симон с набитым ртом. – Хотим посмотреть, как моряки будут разгружать рыбу. А тебя как сюда занесло с такими милыми красотками?

Эмили вновь принялась пристально меня рассматривать. Может, она хотела проникнуть в мои мысли? Если так, то что она сумела прочесть? Мать ей рассказывала обо мне? Эмили ощутила в спальне мадам Казнав мой запах, уловила нечто такое, чего не смогло изгладить время, след застывшего поцелуя или воспоминание о мимолетном объятии? Почему меня вдруг охватило чувство, будто эта девушка видит меня насквозь? Какие у нее были глаза! Боже мой, перед такими невозможно устоять! Они гипнотизировали меня, пропускали через себя каждую мою мысль, перехватывали малейшие вопросы, которыми я задавался. В итоге я видел мир уже не своими, а ее глазами. Но, несмотря на всю нескромность взгляда этой девушки, я был вынужден признать, что этот взор – лучший из всех, который когда-либо удавалось сотворить богине красоты. На краткий миг я увидел перед собой глаза ее матери, там, в большом доме у тропы Отшельников, – они казались настолько лучезарными и ясными, что в комнате даже не нужно было зажигать свет, чтобы заглянуть в самые потайные закоулки человеческой души и увидеть там тщательно скрываемые от всех слабости… Я был озадачен и смущен.

– У меня такое ощущение, что мы с вами уже встречались. Давно-давно.

– Не думаю, мадемуазель, я бы запомнил.

– Странно, но ваше лицо кажется мне знакомым, – настаивала она. И тут же добавила: – Чем вы занимаетесь, месье Жонас?

Голос Эмили звучал нежно, как горный ручеек. «Месье Жонас» она произнесла точно так же, как мать, напирая на звук «с», оказывая на меня точно такой же эффект, затрагивая те же струнки моего естества…