Это как день посреди ночи

– Боюсь, вы неправильно меня поняли, месье Жонас. Мне глубоко наплевать на то, что приходит или не приходит вам в голову. Можете думать все, что заблагорассудится. Чего добиваюсь я, так это чтобы вы держались от моей дочери как можно дальше. И вы мне в этом поклянетесь, тотчас же, без промедлений.

– Мадам…

– Клянитесь!

Окрик будто сам по себе сорвался с ее с языка. Ей так хотелось сохранять спокойствие, всячески показывая мне, что она контролирует ситуацию. Переступив порог аптеки, она только то и делала, что сдерживала поднимавшиеся в ее душе гнев и страх, и заговорила о деле только тогда, когда убедилась, что собственные слова не вернутся и не ударят ее бумерангом по лицу. Но в тот самый момент, когда любой ценой нужно было двигаться вперед, совершенно утратила над собой контроль. Она поднесла к вискам руки, попыталась привести в порядок мысли, сосредоточилась на чем-то одном, неподвижно уставилась в какую-то невидимую точку, подождала, когда успокоится дыхание, и глухо сказала:

– Простите. В разговорах с людьми я не привыкла повышать голос… Эта история меня пугает. К черту лицемерие! Маски давно сброшены, я потеряла лицо и не желаю, чтобы мои опасения оправдались. Я в растерянности. По ночам мне никак не удается уснуть… Я очень хотела бы выглядеть твердой и сильной, но ведь речь идет о моей семье, о дочери, о вере и совести. Для женщины, которая даже предположить не могла, что у ее ног разверзнется такая пропасть, это чересчур… Да если бы только пропасть! Чтобы спасти душу, я, не задумываясь, бросилась бы в бездонную пучину. Но проблему это все равно не решит… Этого нельзя допустить, месье Жонас. Между вами и моей дочерью не должно быть любви. У нее попросту нет права на существование, да и оснований для подобного чувства я тоже не вижу. Вы должны понимать это четко и ясно. Я хочу уйти домой с чистой совестью и вновь обрести покой. Эмили не девочка. Она подвержена перепадам настроения и может влюбиться в первого попавшегося весельчака, понимаете? Я не хочу, чтобы этим весельчаком стали вы. Поэтому умоляю вас, во имя Господа, во имя Его пророков Иисуса и Магомета, пообещайте, что не будете ее поощрять. Это было бы ужасно, аморально, в высшей степени непристойно и совершенно недопустимо.

Она с силой схватила меня за руки. Теперь передо мной стояла совсем не та женщина, о которой я еще совсем недавно мечтал. Мадам Казнав отказалась от своего обаяния, очарования и величественного тона. Она стала просто матерью, которую до смерти пугала мысль отвратить от себя Бога и до скончания веков мучиться от позора и стыда. Она впилась в меня глазами, и, чтобы отправить ее в ад, мне достаточно было лишь моргнуть. Моей власти вполне хватило бы, чтобы проклясть ее, и я устыдился, что могу сделать это с человеком, которого когда-то любил, даже не думая считать щедрость ее души плотским грехом.

– Между мной и вашей дочерью никогда ничего не будет, мадам.

– Вы обещаете?

– Да, обещаю…

– Поклянитесь.

– Клянусь.

Только после этого она тяжело облокотилась на прилавок, успокоившаяся, но в то же время раздавленная, обхватила руками голову и разрыдалась.

Глава 14

– Это тебя, – сказала Жермена, протягивая мне трубку телефона.

– Жонас, ты на меня за что-нибудь злишься? – проворчал на другом конце провода Фабрис.

– Нет…

– А Симон в последнее время тебя, случаем, не обидел?

– Нет.

– Может, ты заимел зуб на Жан-Кристофа?

– Нет, конечно.

– Тогда зачем тебе нас избегать? Ты же, как бирюк, вот уже который день не вылезаешь из своей норы. Мы тебя вчера ждали. Ты обещал прийти, в итоге все остыло, и нам пришлось есть блюда холодными.

– У меня не было времени…

– Перестань… В городке не бушует эпидемия, и тебе не нужно с утра до ночи торчать в аптеке. И прошу тебя, не прикрывайся дядиной болезнью, я несколько раз видел, как он гулял в саду. Он чувствует себя великолепно. – Он кашлянул в микрофон и заговорил уже мягче: – Мне тебя не хватает, старина. Мы живем по соседству, в двух шагах друг от друга, но у меня такое ощущение, будто ты провалился под землю.

– Я как раз навожу порядок в делах. Нужно просмотреть записи и составить ведомость.

– Может, тебе помочь?

– Да нет, я и сам справлюсь.

– Тогда давай выползай из своей дыры… Вечером приглашаю тебя на ужин.

Отклонить его предложение я не успел – Фабрис повесил трубку.

В семь часов за мной зашел Симон. Настроение у него было хуже некуда.

– Представляешь? Я пахал как проклятый, вложил в это дело прорву денег, и все напрасно. Надо же было так лопухнуться! Меня одурачили, как самого последнего олуха. В теории по всем фронтам планировалось получить прибыль, но, когда товар доставили, мне из собственного кармана пришлось оплатить разницу. Не понимаю, как я свалял такого дурака.

– Это торговля, Симон.

Жан-Кристоф ждал нас на улице, в двух кварталах от моего дома. Он приоделся, побрился и зачесал назад волосы, густо намазав их бриолином. С огромным букетом цветов в руках он походил на героя-любовника.