Дальнейшие взаимоотношения с медициной были не столь безоблачны. Мамина карьера после окончания института и двухгодичной ординатуры у очень знаменитого в Минске хирурга прервалась самым трагическим образом.
У нее умер больной, которого она оперировала.
Я не помню деталей, в памяти осталось только то, что парень был «самострелом», то есть он самостоятельно нанес себе огнестрельную рану, дабы не идти в армию, а может по какой иной причине, не помню, но непонятное тогда, слово «самострел» врезалось накрепко. Не знаю, в чем была мамина ошибка, во всяком случае, наверно была она не из тех, которые допускают плохие или равнодушные врачи. В той истории присутствовало нечто иное, поскольку ни профессионально, ни юридически к маме претензий не было. Но сама она осудила себя очень строго – оставила медицину на пять лет, считая свою вину безусловной, и никогда более не вставала у операционного стола, отказавшись от карьеры действующего хирурга. Только через пятилетие, позволила она себе вернуться в хирургический кабинет 3-ей поликлиники, что была на улице Фабрициуса, в которой и проработала без перерыва почти полвека, пользуя недужных, вправляя вывихи, вскрывая маститы, зашивая раны и обходя с визитами свой участок.
Я не знаю, не встречал врачей, которые судили бы себя, свою ошибку столь строго, но мама в этом отношении была человеком суровым и, однажды принятое ею решение, более никогда у нас в семье не обсуждалось.
Мама терпеть не могла больницы и всякий раз, когда не было крайней необходимости, никто из нас туда не попадал, лечились дома. Правда, болезней особых у нас не наблюдалось, до тех пор, пока у папы не начали сдавать отбитые в лагере и простуженные на фронте почки.
Вот тогда я и понял, что такое домашний доктор. Сейчас, сидя в палате больницы скорой помощи, с горечью думаю о том, что именно этих семейных, постоянно наблюдающих нас, знающих о нашем организме все, или почти все докторов, так не хватало всегда и так, катастрофически не хватает сегодня всем нам и здоровым и болеющим.
Ну, в самом деле, железяку, автомашину, компьютер, телевизор, пылесос мы норовим отдавать в ремонт известному нам, надежному мастеру. Звоним, лебезим, приглашаем, платим,– « Будь добр, посмотри, подкрути, почини…»
В том же, что касается собственного здоровья, собственной Богом данной, единственной жизни, беспечны донельзя, как будто у нас их, жизней, в запасе несколько.
Мамина коллега по 3-ей поликлинике, терапевт Марья Петровна, думаю, не была «звездным» доктором. Обычный, хороший, участковый врач. Но, забегая, по соседству, всегда успевала измерить давление, выслушать жалобы, посоветовать чего-либо из терапевтического арсенала или просто пошутить, сняв напряжение. Когда случалось нечто более сложное, вызванивался доктор Володя Косенко или тетя Наташа Павловец, одна из тех, кто засылал меня на приснопамятный экзамен в мединституте, дама решительная и знающая. Это был домашний консилиум. Постоянный. Три доктора, которые следили за здоровьем семьи на протяжении десятилетий. Мне могут сказать, эка, сравнил – мать врач, все знакомые – врачи, а каково простому человеку, у которого ни знакомых, ни родственников, а только родимая районная «полуклиника» с неиссякаемыми очередями, с талонами, с направлениями, с докторами, которые должны принять, не говорю вылечить, просто принять за день несколько десятков человек, узнать из бестолковых ответов на что жалуется больной (на живот, на голову, на то, что нешта у сярэдзiне дрынтвее), написать назначение на анализы, выписать больничный, либо отказать в таковом. Я наблюдал за маминой работой, будучи пацаном, я знаю, что такое районная поликлиника. Уверен – в том виде, в котором она сохранилась для нас от социализма, от земства, от сельского фельдшерского пункта, но, правда, без докторов Дымова и Чехова – это анахронизм, тупиковая, бесперспективная, бесплодная ветвь здравоохранения.
Нам все время дурили голову о благе бесплатной медицины. Нас обманывали! Медицина никогда не была бесплатной. Из нашей зарплаты регулярно, ежемесячно, изымали некую часть, эту часть где-то, кто-то делил у нас не спрашивая. Львиная часть – шла на производство танков, что-то на мировую революцию, остальная малость делилась далее по разумению высокого начальства. Сколько перепадало на медицину, на образование, на пенсионное обеспечение и остальной соцкультбыт, на все то, что в нашем самом человечном государстве еще так недавно считалось бесплатным – тайная великая есть.