Это моя правда

– Конечно, можно… Я и не тороплю тебя с ответом. Понимаю, что все твои мысли сейчас другим заняты. То есть не в смысле другим мужчиной, а… Хотя я не знаю…

– Нет у меня другого мужчины, Давид. Я одна. И я подумаю… Я скажу тебе позже свой ответ, ладно? Я тебе позвоню… Обязательно позвоню!

– Хорошо, Танечка. Спасибо. Разрешишь мне тебя в аэропорт отвезти?

– Да… Да, конечно…

В суете аэропорта они и не попрощались толком. Стоя в небольшой очереди у зоны контроля, она обернулась, нашла Давида в толпе провожающих… Какой он крупный, однако. И неуклюжий. И стоит так неловко, будто потерял чего и расстраивается. Такая грустная досада на лице…

И вдруг поймала себя на мысли – и это все? Все, что она к нему испытывает? Кроме грустной досады, ничего больше и не увидела, что ли? И сердце ничуть не екнуло…

Это из-за того, наверное, что она еще не привыкла вообще что-то чувствовать. Ничего в ней сейчас нет, кроме сермяжной эгоистической радости: она будет жить дальше! Жить полноценной жизнью, как ею другие живут. А остальное… Остальное тоже потом появится. И по Давиду будет скучать, и звонить ему будет… И они сто раз еще обсудят, как будут жить вместе. Как будут вместе смотреть на город Тель-Авив с шестнадцатого этажа его дома. И как она преодолеет все трудности переезда…

Да, надо отложить все мысли и все решения на потом. А пока – домой! Скорее домой! Там у них скоро осень начнется, любимое время с дождями и желтыми листьями, с холодным пахучим воздухом по утрам. Как говорится, и дым отечества нам сладок и приятен!

Дождь встретил ее уже в аэропорту и барабанил по крыше такси, пока ехала домой. В квартире было тихо и пахло пылью, но не хотелось прямо сейчас заниматься уборкой. Наоборот, на улицу выйти хотелось. Может, Олю позвать погулять? Посидеть где-нибудь в кафе… Или Наташу, если она вдруг дома окажется, а не в своем Бережном… А лучше бы всем вместе им удалось встретиться! Так соскучилась, сил нет!

Наташа ответила на вызов быстро, заголосила радостно:

– Ой, Танечка! Ты уже прилетела! Я так рада, что у тебя все хорошо! Так рада! Ты теперь совсем здорова, да?

– Да, Наташ! Совсем здорова! И самой не верится. А ты где сейчас? В Бережном?

– Ну да, где ж еще… Ой, Танечка… Давай я тебе перезвоню, ладно? Я тут маму кормлю… Неудобно говорить…

– Поняла, Наташ… Скажи только в двух словах: как у тебя с Денисом?

– Да никак, Тань. Все плохо. Потом расскажу, ладно? Давай, пока…

– Пока, Наташ…

Оля ее звонку тоже обрадовалась, предложила тут же:

– Тань, ну чего мы по телефону? Давай, приезжай к нам! И дети по тебе соскучились! А мама пирог печет, твой любимый, с капустой… Приезжай, а?

– Хорошо, Оль, еду! Сейчас такси вызову и приеду… Я так по всем вам соскучилась, ужас просто! Жаль, Наташка сейчас в Бережном…

– Да, в Бережном. Я тебе и про Наташку все расскажу. Давай…

⁂

Пирогом пахло уже в подъезде: именно тем, который всегда печет Валентина Борисовна. Что она в тесто кладет, интересно? Какие такие особые ингредиенты? Надо бы рецептик у нее вызнать…

Хотя зачем ей этот рецептик? Для кого пироги собралась печь? Ведь не для кого…

И тут же обругала себя: что за мысли такие грустные пришли в голову? Наверное, по привычке пришли. Не научилась пока жить в радостных мыслях, не научилась думать о будущем. Болезнь все хорошие мысли съела. Но пора ведь привыкать жить по-другому…

– Танька! Как же я рада тебя видеть, Танька! – бросилась ей на шею Оля, как только открыла дверь. – Дай я на тебя посмотрю… Выглядишь хорошо, правда… Вон, даже румянец на щеках появился. И вообще, вся такая… Будто новенькая. Все самое плохое в прошлом, надеюсь?

– Я тоже надеюсь, Оль… В клинике сказали, что рецидива не должно быть. Да, теперь все будет хорошо!

– Сплюнь, окаянная… – выглянула из кухни Валентина Борисовна и погрозила ей пальцем. – Стоит, сама себе не нарадуется! Будь острожной пока, слышишь? Сама себя не сглазь!

– Ладно, Валентина Борисовна, не буду… – отмахнулась Таня, раскрывая объятия выскочившим из своей комнаты детям. – Лиза, Павлик, боже мой! Как выросли, не узнать! А я вам подарки привезла, пойдемте, будем смотреть…

После всей суеты уселись за стол пить чай с пирогом. Валентина Борисовна глядела на нее неотрывно и вдруг произнесла тихо:

– Какая ты красавица у нас, Танечка… И раньше была красавица, а уж теперь, когда блеск в глазах появился, так вообще взгляда не оторвешь… А сами-то глазищи какие, утонуть можно! Все мужики теперь сами собой будут падать и в штабеля укладываться! Разве мимо таких глаз пройдешь?

– Да сплюнь, мам! – насмешливо произнесла Оля, глянув на мать. – Сама-то не боишься ее сглазить?

– Ой, и правда… – вполне серьезно всполошилась Валентина Борисовна, замахала руками и торопливо сплюнула через левое плечо. – Что это я, не подумала даже… Просто хотела сказать, что теперь бы Танечке замуж надо… И деток рожать надо, как же без деток-то?

– А мне уже сделали предложение выйти замуж, Валентина Борисовна… – неожиданно для себя призналась Таня и засмущалась вдруг, будто сказала что-то не к месту.