Это моя правда

– Я ведь с детства гадким утенком была, знаете ли… И в красавицу-лебедя так и не выросла, как в сказках бывает обещано. И в юности была неказистая, никто на меня не смотрел… Маленькая, кургузенькая, волосенки на голове жиденькие, и лицо совсем некрасивое. Мама мне так и говорила – ничего, мол, одна проживешь и со своего лица воды напьешься, если умеючи. Просто мечтать ни о чем не надо, вот и все. Так легче, когда не мечтаешь. Живешь себе и живешь. Но я все равно мечтала, знаете ли… Нет, не о счастливой замужней жизни, хотя бы о ребеночке! Только не знала, кого бы попросить… Ужасно боялась, что на смех поднимут, еще и камнями вслед закидают – ишь, мол, чего захотела, уродина! А Мишенька… Он такой добрый был… Он к нам на комбинат работать пришел после института и как-то сразу от всех отличался. Умный парень, воспитанный, но вовсе не тихоня, а… Сильный такой, отчаянный. Да вы и сами знаете, какой он, чего я тут вам описываю! В общем, влюбилась я, голову потеряла. Взяла и подкатила в один прекрасный момент к нему с просьбой… Мол, ребеночка от тебя хочу. Только ребеночка. Если получится, уволюсь потом с комбината, ты меня больше и не увидишь. И не найдешь даже. И дальше будешь жить и не казниться знанием, что где-то дитя растет безотцовщиной. Очень тебя прошу, уважь бедную женщину, сделай счастливой! Ну что тебе стоит, ведь ничего…

Тамара замолчала, улыбнулась мягко, будто воспоминания о былом приносили ей тихую радость. Но тут же спохватилась, заговорила быстро и виновато:

– Да вы не подумайте ничего плохого про Мишу, Оля! Тогда он с вами еще и знаком не был, это уж потом вы в его жизни появились! Когда… Когда у меня получилось все, когда я уж знала, что ребеночек будет… И с комбината уволилась, как Мише и обещала. И на вас ходила глядеть, когда свадьба была… Стояла около загса, лицо прятала, чтобы Миша меня не узнал. А через полгода после вашей свадьбы уже и Сереженька родился. Да так бы все и было, как я Мише обещала, если б не моя мама… Миша бы и не знал ничего о Сереже… Мама ведь настояла, чтобы я все ей рассказала. А я всегда была послушной дочерью, что ж… Я ж не знала, что моя мама будет потом Мишу искать, честное слово, не знала! Что она на комбинат пойдет, в отдел кадров, что адрес его узнает… И заявится по этому адресу – прямо к вам домой…

– Да, понятно… – тихо проговорила Оля, коротко глянув на Таню. – Понятно, откуда моя мама все знает…

– Правильно, все так и было… Моя мама пришла в тот момент, когда ни вас, ни Миши дома не было. И поговорила с вашей мамой, Оля… Уж не знаю, о чем они договорились, но Миша через неделю пришел… Поглядел на Сережу, на руках его подержал. А я ему опять повторяю: не надо, мол, что ты! Мне ничего от тебя не надо, не хочу в твоем семейном счастье помехой быть! Посмотрел один раз на сына, и ладно, и уходи, не приходи больше! И не обещай мне ничего, не надо, и помощи никакой не сули! В общем, гнала его, как могла… Да, видать, плохо гнала, все равно он приходить начал. Не ко мне приходить, к сыну… И деньгами помогал, конечно. Денег-то много надо было, Сереженька болезненным рос. То в санаторий его надо отправить, то лекарства дорогие купить… Да и то сказать – не мог Миша по-другому поступать. Он ведь такой… Порядочный слишком. А в последние годы больше не приходил… И не помогал…

– Да, не приходил… – эхом откликнулась Оля, вытирая слезы со щек. – Он просто не мог к вам прийти, Тамара. Он… Он…

– Да я знаю, что вы. Я все знаю, Оленька. Знаю, что Миша сейчас в колонии, знаю, что вы тоже одна с детьми… И я бы никогда о себе знать не дала, поверьте… А кстати, откуда вы обо мне узнали, Оленька?

– Мне моя мама сказала…

– А, ну да. Как же я сразу не догадалась. Столько лет ваша мама молчала, покой ваш берегла… Зачем же сейчас-то сказала?

– Не знаю… Так получилось, Тамара. Да это теперь и не важно, в общем…

– Да, неважно. Все равно я скоро умру. А что с моим Сереженькой теперь будет – один бог знает. И с деньгами у нас туго совсем… Какие были, все на лекарства ушли. У мамы пенсия небольшая, и моя пенсия по инвалидности – без слез не сосчитаешь. Только и хватает, что едва концы с концами свести. Так и ломаем с мамой голову – где бы денег взять, чтобы хоть Сереженьку в школу собрать! Скоро ведь первое сентября, а он изо всех одежек вырос…

Таня слегка дернула Олю за рукав, будто спрашивала у нее разрешения – можно ли этот грустный монолог как-то прервать? Ведь сил больше нет, мол, все это слушать! Не дождавшись Олиной реакции, проговорила решительно:

– Тамара, а давайте, мы вам поможем, а? Хотя бы одежду для Сережи купим и в школу его соберем? Вы разрешите нам это сделать, Тамара?

– Да, да… – будто очнулась Оля, глянув на подругу с благодарностью. – Давайте, мы это сделаем… Прямо сейчас и сделаем! А чего тянуть? Первое сентября уже скоро, мы сегодня же все и купим!

Тамара ничего не смогла им ответить, всхлипнула тяжело, отвернулась к стене. Оля протянула руку, огладила ее бледную худую ладонь:

– Ну что вы, не надо плакать… Просто разрешите нам помочь…