Это по-настоящему

В тот вечер я чуть не позвонила УУ, чтобы ему все рассказать. Признаться, что необходимость изображать отношения меня запутывает. Чтобы он мне ответил, что это естественно и нет ничего страшного в том, как я реагирую на Окли.

Хотя звучит как полный бред, конечно. Разумеется, УУ не сказал бы ничего такого. Он был пришел в ярость.

Но все равно нужно ему сказать, ведь так? За последние два года это вообще первый раз, когда я ощутила хотя бы намек на влечение к другому парню. УУ должен о таком знать, верно?

Я сглатываю, чтобы не застонать от беспокойства, и стараюсь сосредоточиться на последней песне Окли. Она звучит столь же безупречно, как и все остальное, что он сегодня исполнил. Когда он заканчивает, аудитория скандирует его имя, но он почему-то вовсе не выглядит вдохновленным восторгом зрителей. Я думала, он наклонится пожать кому-нибудь руки, будет заигрывать с фанатками, возможно, спустится вниз. Но он просто ставит гитару, машет зрителям рукой, криво усмехается и уходит со сцены, словно это не он только что порвал зал на лоскутки.

Я оглядываюсь на окружающих: кому-нибудь еще показалось это странным? Или, может, кто-то заметил, какой искусственной была его прощальная улыбка? Я задумчиво хмурю брови.

Но все остальные в совершенном восторге, в том числе и мои подруги, которые громко обсуждают внешность Окли и то, как он потрясающе выглядел на сцене.

– Извини, – торопливо говорит Кики, когда замечает, что я на нее смотрю. – Знаю, что он занят. Но он такой красивый! Ты же понимаешь.

– Ну да, – говорю я отсутствующим тоном. Мне безразлично, что мои подруги обсуждают внешность моего фальшивого бойфренда. Но мне не безразлично, из-за чего там, на сцене, у него были такие грустные глаза.

– Сейчас вернусь, – говорю я девчонкам и тут же убегаю, крикнув через плечо: – Постарайтесь тут всех не соблазнить!

Мне неловко оставлять их одних, но у меня ощущение, что Окли нужна моя помощь. Это, конечно, очень глупая мысль, но я не могу от нее избавиться и поэтому решительно проталкиваюсь сквозь толпу, пока не добираюсь до небольшого коридора в противоположном конце помещения. У входа в него, перегороженного толстой черной веревкой, стоят два охранника, но когда я показываю свой бейдж с пропуском за сцену, они поднимают веревку и дают мне пройти.

В коридоре еще больше людей. Какие-то парни таскают колонки и инструменты. Откровенно одетые девушки громко разговаривают друг с другом писклявыми голосами. Люди в костюмах с такими же бейджами, как у меня. И повсюду камеры. Некоторые из них нацеливаются на меня, и я быстро опускаю голову, чтобы они не смогли снять лицо. Я очень смущаюсь от такого внимания, но продолжаю идти вперед, пока, наконец, не замечаю блестящую бритую голову Тайриса, который на добрых сантиметров пятнадцать возвышается над толпой.

– Тай, привет, – негромко говорю я.

Он поворачивается:

– О, Вонн. Тебе понравилось выступление?

– Да, очень. А где Ок?

Его «домашнее» имя срывается у меня с губ, и это удивляет даже меня саму. С каких это пор я так его называю? Он постоянно говорит мне, чтобы я обращалась к нему именно так, но раньше я упорно игнорировала его просьбы.

Тай показывает большим пальцем на дверь у себя за спиной. На золотистой табличке написано: «Гримерная», а сверху приклеен кусок бумаги, и там нацарапано: «Форд».

Я с сомнением спрашиваю:

– Можно?

Тай кивает:

– Заходи.

Он открывает передо мной дверь, и я боязливо переступаю через порог. Помещение более тесное, чем я думала. Честно говоря, я ожидала, что гримерка Окли Форда должна быть очень просторной, заставленной дорогими кожаными диванами, с башней из бокалов с шампанским, шоколадным фонтаном или чем-то еще в этом роде. Но на самом деле его гримерка размером примерно с мою комнату, здесь только один диван – не кожаный – и небольшой холодильник под туалетным столиком.

Окли как раз достает из него бутылку воды. Он замечает меня, выпрямляется и прикладывает холодную бутылку к вспотевшему лбу.

И меня снова заставляет замереть на месте осознание того, какой же он все-таки красивый. Он унаследовал от своих звездных родителей все самые лучшие черты – хотя, честно говоря, как я ни стараюсь, я не могу найти в их внешности вообще никаких недостатков. Они оба убийственно красивы, и их сын тоже.

Его промокшая от пота футболка прилипла к груди, и я задумываюсь о том, как же все-таки должно быть жарко под этими прожекторами. И еще я могу в деталях рассмотреть твердые рельефные мускулы на его груди.

– Привет, – говорю я.

Он откручивает крышку и делает глоток воды.

– Привет.

Его голос звучит более хрипло, чем обычно, – наверное, потому, что он только что полчаса пел на сцене.

– Ты очень здорово выступил.

– Спасибо.

На мгновение повисает неловкая тишина. Я жду какого-нибудь ироничного комментария, вроде того, что я, наконец, созналась в том, что на самом деле мне нравится его музыка, но он ничего не говорит. Вместо этого подходит к дивану и падает на него с тяжелым вздохом. Через секунду я тоже подхожу и сажусь рядом с ним.

– Что случилось? – напрямик спрашиваю я.