Это цивилизация, мама!

И все-таки раздался удар и такое ругательство, которое я ни за что не взялся бы воспроизвести. В кухне, куда я ретировался, были слышны, словно удары прибоя о скалы, раскаты звуковых волн.

— Что это такое? — кричала мама.

— Ничего, — ответил я. — Всего-навсего от стены отвалилась штукатурка.

До нас донеслось рычание медведей, раздирающих друг друга в берлоге.

— Боже мой! Боже мой! — по-детски причитала мама. — Что с нами будет? Настал конец света.

— Да нет же, мама. Это всего лишь два великана, и Наджиб учится у них, как стать великаном. Сейчас они, верно, уж добрались до площадки. Скоро поворот — это самое трудное место. Как-то они сумеют извернуться?

— Зачем они пришли? Что в этом огромном ящике? Покойник из свинца? Камни? Кирпичи? Что?

— Да нет, мама! Я же тебе объясняю — это радио.

— Радио? А что это значит — радио?

Последовал непонятный шум, прерываемый криками: «Ну, взяли!.. Взяли!..» Тут как раз у нас над головой железобетонное перекрытие зазвучало, как гонг. Мама вдруг обрела голос проповедника, вещающего в пустыне:

— И горы задрожали, и земля стряхнула с себя все живое, что веками несла на себе. Мы прогневили господа, и вот небо готово обрушиться на нас. Воистину так, поверь. Молись, сынок! Молись!

Ей ответил голос, донесшийся, как мне показалось, не со второго этажа, а прямо с неба, до того он был благостен:

— Порядок, ребята! Мы ее одолели, эту подлюгу.

А другой архангел торжествующе возгласил:

— Подай-ка клещи и молоток.

И долго еще они стучали, колотили, ломали и при этом во все горло орали песню, первый куплет которой я привожу в «транскрипции» для европейских ушей:

Пас папаня лошадей.
Чтобы были красивей —
В зад тростиночку вставлял
И им пузо надувал —
Во давал!

Припевом служили раскаты хохота моего брата.

Когда они спустились вниз, вид у них был спокойный и улыбчивый, будто они пришли на светский прием. Вежливо спросили меня, нет ли чего «положить на зубок».

— Жевательного табаку? — предложил я наугад.

— Да нет, — ответил волосатый, — чего-нибудь перекусить на ходу. И кстати, принеси нам попить.

Мама, слышавшая их просьбу, нагрузила меня котелком и полным ведром воды. На наших глазах они уминали гороховое рагу. Котелок был опустошен, а ведро нет. Даже вдвоем не осилили, хотя явно хотели пить.

Когда они ушли, толпа соседей, запрудившая улицу, рассеялась, в квартале вдруг воцарилась мертвая тишина. Наджиб снова навесил на петли входную дверь.

— Ну, пошли, мои овечки, — сказал он, щелкнув пальцами. — Посмотрим на чудо из чудес.

Мы поднялись наверх, и что же мы увидели? На полу в гостиной валялись доски, две-три целые, остальные разломанные в щепки. Куски проволоки, гнутые гвозди. И среди всего этого что-то черное, громоздкое, продолговатое — не то шкаф, не то сундук. Со шкалой, двумя ручками и металлической табличкой, на которой было выгравировано непонятное мне слово: «Blaupunkt».

Мама посмотрела на Наджиба, а тот воздел руки кверху. Потом, внимательно осмотрев непонятный предмет, мама обошла вокруг него, заложив руки за спину; повертела ручки, постучала по шкале. Но так как из ящика ничего не воспоследовало, она повернулась ко мне.

— Что это за штука? — спросила она.

— Бло-пун-ктё, — ответил я.

— Что?

— Бло-пун-ктё.

Она вспыхнула, словно тлевший внутри огонь вдруг вырвался наружу.

— Кто-нибудь в этом доме объяснит мне наконец, что это такое?

— Он сказал не совсем точно, — заметил брат. — Я ведь тоже умею читать. Там написано: «Бла-упун-ктё».

Тут уже я вспылил.

— Бло-пун-ктё!

— Нет, мсье, — возразил Наджиб. — Б-л-а-упун-ктё. Именно так, малыш!

— Господи помилуй! — вскричала мама, ломая руки. — О чем говорят эти чудища, которых я произвела на свет? Объясните вы мне в конце концов, что это такое?

— Это радио, — ответил Наджиб. — Радио, и все!

— Но что такое это «радио», о котором я слышу уже целых три дня? Радио… Бло… Бла… Упун… Радио… Ктё!..

Мы с Наджибом переглянулись и ответили хором, как истинные братья:

— Это говорящий ящик.

— Говорящий? Говорящий ящик? Ах, так. Вы что, принимаете меня за простофилю или за женщину средневековья? Вы издеваетесь над матерью? Ну, погодите, вот сейчас я сниму пояс.

— Он же шелковый, — сказал Наджиб. — Им и червя не раздавишь. Возьми-ка лучше одну из этих досок. И ударь меня. Но сначала постарайся понять, мамочка: этот ящик говорящий. Уверяю тебя.

— Но он же не говорит!

— Скоро заговорит. Будет сообщать новости со всего света, петь, объявлять: четвертый сигнал соответствует 10 часам 24 минутам 30 секундам местного времени. Он будет плакать, смеяться, рассказывать сказки.

— Все это будет делать ящик? Ты уверен?

— Да, мадам.

— Но… но как?

Мы с братом опять переглянулись. И опять мгновенно поняли друг друга. Наджиб прикрыл пальцем глаз, предостерегая меня: «Шш! Молчи. Ни слова об электричестве, а то произойдет вспышка».

— С помощью волшебства, — поспешно заявил я.

— Ах, так! — раздумчиво промолвила мама, успокоенная и обрадованная одновременно. — Все равно как факиры и заклинатели змей?

— Вот именно. Точно так.