Это вечное стихотворенье...

В час, когда слабость рвется из глаз,
Я вспоминаю: не для прогулок —
Есть у меня! Есть про запас!
Спасоналивковский переулок.

Там проживает моя родня:

Вечные липы, ветхие зданья,
Крупный булыжник, те, что меня
Ждут и спасают без опозданья.

Что меня связывают с такой

Давностью ветхой, полузабытой,
Коей давно пора на покой,
С той, у которой все пережито?

С этою липой, что особняк

Ветками тихими обнимает?
Он все дряхлеет. Липа — никак!
Омоложается с каждым маем.

Но я влюблен в их сторону

(За их участье ко мне без лености)
Не без оглядки на старину,
Но без отрыва от современности.

Я обхожу эти дома.

Листья ловлю. Их лепетанье.
Будто читаю старый роман
Несохранившегося изданья.

Пусть он чужой. Пусть он не тот.

Может быть, я здесь потому, что
В нем меня что-то новое ждет,
То, чему это, ветхое, чуждо.

Где-то шумят (так далеко,

Будто бы в веке другом) трамваи,
Автомобили… Вот и легко
Сердцу, а почему — не знаю.

Может, от мысли, что этот дом —

Тот и она в нем проживает,
Та, что меня уже день за днем
Так же, как я ее, ожидает.

Я прохожу. Жду у окна.

Листья ловлю. Их лепетанье.
Может быть, где-то, где-то она,
Так что напрасны все ожиданья.

Мало ли что! И наяву,

Может быть, здесь ее голос услышится.
Может, она, въехав в Москву,
Именно в этом доме пропишется…

Вот потому всякий я час

Помню (не просто ради прогулок):
Есть у меня, есть про запас
Спасоналивковский переулок!

1948

«О, что мне делать с этим бедным даром…»

О, что мне делать с этим бедным даром —
Влюбляться в окна, синие как небо,
В сосульки, что повисли на карнизах,
Кривые и блестящие, как сабли, —

Во все, что нам дается жизнью даром,

Но что для сердца делается хлебом, —
И ветки скрип, и вечер тучек сизых,
И снега шелест, и улыбка чья-то.

1949

Первый снег