Это все придумали люди [СИ]

Народ особо не обращал на нее внимания. Только Хендрикс иногда бросал хмурые взгляды — хотя лично я не мог понять, что ему теперь не нравится. Вот же Элис, снова с нами, расширяет систему, смотрит вместо Ларса психологические драмы и исторические фильмы, помогает Хелен подстроиться под логику некоторых особенно сложных переходов. Ну да, что-то она там делала в реальности. И, наверное, даже не одна. Ну и что? Я не видел в этом особого преступления — к тому же Элис уже несколько недель подряд не покидала офис и, возможно, вообще больше не собиралась никуда уходить.

В любом случае, Хендриксу следовало радоваться — теперь у нас есть еще один человек, который может быть в реальность долго и, судя по всему, не прибегать при этом к помощи сомнительных средств, которыми приходилось пользоваться Максу.

Но Хендрикс не радовался. Рисовал у себя какой-то запредельно абстрактный мрачняк, выглядывал ненадолго — и, кажется, исключительно для того, чтобы в очередной раз посмотреть на Элис с неприкрытым осуждением. А за что он ее осуждал, что его не устраивало — этого он не говорил. По крайней мере, не при нас. Но мы не особо и хотели знать. Я, во всяком случае, точно.

Джимми так увлек меня (в сотый раз, но как можно не увлечься Джимми?), что я перелопатил свою коллекцию и нашел Singing the Blues Би Би Кинга. Прослушивал по кругу, пытаясь вычислить, что могло найти свой отклик у Джимми, какая нота, потом, несколько лет спустя, стала совсем другими нотами, революционным звучанием, чужой славой. Я лежал на кровати, а звук плыл по комнате, густой и чистый, честный и откровенный…

Элис вошла в середине «Crying won't help you»[10]. Постояла немного, послушала, усмехнулась на последних словах. Пластинка зашипела, растворяя звук немым шуршанием иглы. Я вскочил и выключил проигрыватель.

— Привет.

— Привет, — Элис еще не перестала улыбаться, поэтому приветствие получилось у нее почти что теплым. Я слегка поморщился. Мне было куда проще общаться с ней, когда она казалась холодной и равнодушной. Тогда она представляла собой понятный набор реакций, с которым легко можно было работать. Но когда Элис улыбалась или неожиданно проявляла заботу и участие, это напрягало. Становилось ясно, что она куда сложнее того удобного шаблона, под который мы все — и сама Элис в том числе — пытались ее подогнать. И это раздражало. Нет ничего проще, чем общаться с шаблоном. Куда сложнее — с человеком.

Сказать по правде, мы все уже забыли, каково это — общаться с людьми.

Под мышкой Элис держала пластинку. Она заметила мой взгляд и тут же протянула конверт.

— Где достала? — спросил я, внимательно рассматривая обложку. Я знал группу, хотя сам никогда ее не слушал. Странное, рваное звучание, вывернутый наизнанку текст, фальцет, ввинчивающийся в уши — все это было далеко от моих предпочтений. Но, пожалуй, я мог понять, почему эта музыка могла нравиться Элис.

— Долгая история, — предсказуемо ушла от ответа она. — И это не подарок тебе. Я хотела попросить тебя поставить. Мне не на чем проигрывать музыку.

— Не вопрос, — кивнул я, но про себя слегка удивился. Насколько я понимал, способности Элис позволяли ей проигрывать что угодно в любом пространстве без помощи каких бы то ни было технических средств.

Наверное, Элис поняла, о чем я думаю, потому что тут же пояснила:

— Я могу представить себе, что в пространстве играет музыка, но тогда первичной будет моя мысль о музыке, а не ее звучание.

Я слегка улыбнулся, меняя пластинки.

— А создать у себя точно такой же проигрыватель ты не можешь?

Элис ответила не сразу. Я обернулся и заметил, что она снова стала жесткой и закрытой.

— Если тебе так не хочется ставить эту музыку…

— Нет, что ты, — поспешил возразить я. — Мне просто интересно.

Лицо Элис стало на градус теплее.

— Я могу создать проигрыватель. Могу создать самую роскошную в мире акустическую систему. Но это будет означать, что первое время какая-то часть моего сознания будет следить за тем, чтобы эта система не превратилась в пыль. Должно пройти много времени, прежде чем придуманный предмет начнет восприниматься всеми, как совсем настоящий.

— А как же кофе-машина, которая у тебя там стоит?

Элис снова усмехнулась:

— В каком-то смысле, когда ты пьешь у меня кофе, ты пьешь мои мозги.

* * *

В пространстве Элис было темно, тепло и пахло кофе.

— Хорошие у тебя мозги. Вкусные.

Элис обернулась и удивленно посмотрела на меня. Я многозначительно поднял стаканчик с кофе, который держал в руке. Она поняла и слегка улыбнулась.

— Угощайся.

Все выглядело так же, как и в последний раз, когда я здесь был — когда безупречная и защищенная схема Элис внезапно пропала. Сейчас та висела на месте и загадочно мерцала, пугая и запутывая. Когда я начинал всматриваться, многое становилось понятно — но тогда мне казалось, что я заглядываю в голову Элис. В каком-то смысле, так оно и было.

Впрочем, я и так пил сейчас ее мозги. Без молока, но с сахаром.