— Ты не поверишь, — прошипела я медленно и отчетливо, — но я отлично представляю. Если ты не помнишь, я прожила три незабываемых месяца, ожидая тебя каждый день и получая в результате строго дозированные порции трагедии. После этого мне целых четыре года пришлось уговаривать себя, что ждать тебя дальше бессмысленно и бесполезно. И я даже осталась после этого жива. Ну, почти жива, — добавила я уже чуть спокойнее.
Он некоторое время смотрел на меня все с тем же жестким выражением лица, а потом вдруг шумно выдохнул, отвернулся и растерянным движением провел рукой по волосам. Что с ним происходило? Он выглядел сейчас совершенно… нормальным. Обычным. Как будто с него сорвали все слои разных масок, которые он долго и тщательно наращивал на себя, и в результате под ними обнаружился самый обыкновенный человек, который мог в растерянности стоять посреди улицы и не знать, что ему делать.
И тогда меня накрыло окончательно. Может быть, причиной стало его потерянное выражение лица, может быть, то, что у меня случилась худшая мигрень в моей жизни. Не знаю. Но совершенно неожиданно для себя я расплакалась, с трудом успев спрятать лицо в ладони в последний момент. Я не помнила, когда в последний раз так плакала. Я вообще думала, что в моем нынешнем виде эта способность полностью мною утрачена. Но я стояла и всхлипывала, безудержно, выплескивая наружу все, что накопилось внутри, и чем дольше я плакала, тем яснее становилось, что накопилось там до ужаса много.
Я совершенно не собиралась устраивать сцены, пытаться вызвать к себе жалость или каким-нибудь похожим образом переводить наш разговор в другое измерение. Но после того как я разревелась, Сандру ничего не оставалось, кроме как обнять меня и самым обыкновенным образом начать утешать. Мы прошли все классические стадии — он спрашивал меня, что случилось, он уговаривал меня, что все в порядке, он просил прощения за все совершенные и несовершенные грехи, и, наконец, просто молчал, потому что по большому счету не имело никакого значения, что он говорил. Просто мне нужно было выплакаться до самой последней капли, до совершенно опухших и красных глаз.
А когда все причины жалеть себя постепенно иссякли, голова перестала болеть. Совсем. Не так, как после «но-шпы», когда боль просто притуплялась и уходила на задний план. Голова действительно больше не болела.
— Ого, — только и смогла сказать я. Ощущение оказалось слишком неожиданным.
— Что такое? — спросил Сандр, как мне показалось, с некоторым облегчением.
Это была первая реплика с моей стороны, окрашенная в более или менее позитивные тона.
— Голова. Прошла.
Он слегка отстранился и недоверчиво посмотрел на меня.
— В каком смысле прошла? Ты хочешь сказать, что она больше не болит?
— Нет. Совсем, — ответила я, осторожно трогая рукой висок.
— И как ты себя чувствуешь?
— Странно, — призналась я.
Он некоторое время продолжал смотреть на меня. Потом снова обнял и погладил несколько раз по спине, но скорее нервно, чем нежно. Как будто теперь он успокаивал себя, а не меня.
— Знаешь, что? — сказал он таким решительным тоном, что я даже несколько испугалась.
— Что?
— Выпью-ка я «но-шпу», — сказал он почти сурово.
Я улыбнулась.
Пока он доставал из кармана пальто таблетки, я осмотрелась — но улица казалась какой-то совершенно безликой, безо всяких идентификационных признаков. Даже припаркованных машин, по номеру которых мы могли бы определить регион — или страну, — нигде не было видно.
— Ты знаешь, где мы?
Сандр покачал головой и проглотил таблетки.
— Я даже не знаю, когда мы, — заметил он.
— Все было настолько плохо?
— Все было очень плохо, — ответил он серьезно, тоже оглядываясь по сторонам.
Из-за поворота вышла женщина с усталым лицом и огромной сумкой из ярко-красного кожзама. Сандр быстро подошел к ней.
— Прошу прощения, вы не подскажите, какое сегодня число? — спросил он вежливо.
Женщина остановилась. Вопрос сам по себе звучал достаточно невинно, но ее явно смущала чрезмерная заинтересованность в голосе Сандра.
— Второе, — ответила женщина настороженно.
— А вы не могли бы уточнить, второе число которого месяца?
— Декабря, — очень медленно проговорила она.
— Благодарю, — Сандр улыбнулся ей своей самой обаятельной улыбкой и направился обратно ко мне.
— Ты еще и находишься в Москве, парень, — бросила женщина ему вдогонку, видимо, решив пошутить.
Сандр обернулся к ней.
— Серьезно? Огромное спасибо! — сказал он так искренне, что женщина опешила.
Она кинула на нас подозрительный взгляд и перешла на другую сторону улицы.
Сандр вернулся ко мне и встал рядом.
— Второе декабря. Какое-то теплое у них второе декабря, — он посмотрел наверх.
Сгущались сумерки, над домами висели чернила, сильно разбавленные искусственным светом.
Что-то было в этой дате особенное. Я попыталась вспомнить, что именно.
— Сегодня же Мишкин день рождения, — осенило меня.
— Действительно, — откликнулся Сандр, не отрывая взгляда от облаков у нас над головой.
— Может… зайти к нему?
Сандр повернулся ко мне. Его лицо стало принимать обычное для него невозмутимое выражение.
— Ты уверена, что это хорошая идея?
— Да.