Это все придумали люди [СИ]

Она прошла мимо меня, бесшумно ступая босыми ногами по холодной плитке, но не села напротив, а остановилась у кухонной столешницы, так что блеклый свет из окна подсвечивал ее холодное лицо с одной стороны. На ней была все та же майка, только юбку сменили старые потертые джинсы. Она выглядела очень уставшей — и совершенно непроницаемой.

— Ты хотел поговорить, — заметила она наконец.

Сердце, уже пришедшее было в норму, снова неуверенно споткнулось.

Да. Я хотел с тобой поговорить, потому что, скорее всего, ты единственный человек, который знает, кто я такой на самом деле. Но я не могу. Не могу сказать ни слова, когда ты смотришь вот так, совершенно равнодушно и при этом вкладывая в этот взгляд тонны чего-то, чего я совершенно не понимаю. Больше всего на свете мне хотелось бы узнать, что я все-таки для тебя значу — но если это я виноват в том, что ты стала такой, если это я сделал тебя холодной и жесткой, то не лучше ли мне тогда просто уйти? Если я только и делаю, что мучаю тебя, если один мой вид заставляет тебя замкнуться и настороженно молчать — не лучше ли будет, если ты больше никогда не будешь меня видеть?

Но если это так, то зачем тебе тогда моя фотография, на которую ты смотришь всякий раз, как заходишь на кухню?

— Что я делаю не так? — спросил я, и потому, как изменилось лицо Алисы, стало понятно, что такого вопроса она не ожидала.

— В смысле? — пробормотала она, как мне показалось, несколько неуверенно.

— В прямом. Я все время что-то делаю не так, и ты злишься на меня. Я хочу, чтобы ты рассказала мне, где я ошибаюсь. Чтобы я больше так не делал.

Она смотрела на меня, и к моему большому облегчению, ее лицо тоже утратило прежнюю невозмутимость.

— Я не злюсь на тебя, — возразила она, но ее голос при этом звучал совершенно искренне.

— Тогда в чем дело? Что не так?

— А кто считает, что что-то не так? — спросила она снова холодно и жестко — но теперь это звучало, как прикрытие.

— Я, — ответил я спокойно. — Я считаю, что что-то не так. Потому что мы с тобой говорим, и мне не нравится то, что при этом получается.

— Откуда ты знаешь, — спросила она насмешливо, — может, так было всегда?

— Может, — я пожал плечами. — Но, пожалуй, сейчас самое время начать это менять.

Алиса кинула на меня странный взгляд, потом вдруг резко потянулась, взяла с подоконника пачку сигарет, спички и пепельницу и села на высокий табурет напротив меня, откидываясь спиной на стену и снова поворачиваясь ко мне в профиль. Почему-то это страшно раздражало. Как будто если бы она повернулась лицом, все сразу стало бы хорошо.

Хорошо? А как это — хорошо? Чего я хочу сейчас, чего жду от нее? Что должно случиться, чтобы я мог сказать, что все хорошо?

Алиса достала сигарету, быстро прикурила от спички, затянулась и прикрыла глаза.

Я хочу, чтобы она повернулась ко мне лицом.

Алиса открыла глаза и повернулась ко мне.

— Я не злюсь на тебя, — повторила она и добавила. — Я злюсь на себя.

— За что?

Она слегка усмехнулась, затянулась и снова повернулась ко мне боком. Я еле слышно раздраженно вздохнул.

— Видишь ли, — почти легко ответила она, — я совершенно не понимаю, что делать. Ты ведь ждешь, что я отвечу на все вопросы, расскажу о тебе все, чего ты не помнишь. Но проблема в том, — пробормотала она еле слышно, — что я сама ничего не знаю. Я не знаю, кто ты.

Я слегка вздрогнул.

— Но Мишка сказал, что ты… Что мы…

— Я знаю, — устало поморщилась она. — Все… очень… сложно.

— Это я уже понял, — заметил я.

Алиса слегка улыбнулась, и в этот момент еще какая-то часть ее маски пропала, исчезла, открывая настоящее лицо.

— Ты можешь просто рассказать все, что было… с нами? Все, что я забыл?

Она слегка покачала головой.

— Я могу рассказать только то, что помню я. Но у меня есть серьезные основания считать, что я очень многого не знаю.

— Хотя бы так.

— Ты уверен, что это поможет? Я вряд ли смогу оставаться в своем рассказе полностью объективной.

Я внимательно смотрел на ее профиль. Потом сам потянулся к пачке и тоже достал сигарету.

— В любом случае, хуже уже вряд ли будет. Я прав?

Она снова слегка улыбнулась.

— Наверное.

Я ждал, пока она заговорит, но она курила и молчала.

— Я не знаю, с чего начать, — заметила она наконец, чувствуя мое нетерпение.

— Начни с того, как все началось, — предложил я. Она криво усмехнулась.

— Это-то и есть самое сложное. Потому что вызовет сразу очень много вопросов. На которые у меня нет ответа.

Я приподнял брови. Она кинула на меня короткий оценивающий взгляд, затушила в пепельнице окурок, а потом проговорила, быстро и сухо:

— Наше с тобой знакомство фактически началось с того, что ты, зная о том, что я девушка твоего брата, под каким-то странным и неубедительным предлогом оказался в моей квартире и переспал там со мной. В моей собственной прихожей.

Мои брови застыли — как и все лицо.

— Нет, — сказал я совершенно уверенно.

Алиса улыбнулась, весело и грустно одновременно.

— Да.

Я с трудом заставил брови вернуться на место.

— И я сделал это безо всяких объяснений? — спросил я. Она кивнула:

— Молча.