Когда я открыл глаза, белый цвет ударил по глазам так резко, что я невольно закрыл их снова. Осторожно глянул из-под прищуренных век — и зажмурился в третий раз, не в силах поверить в увиденное. А потом я открыл глаза, так широко, как только мог.
Я лежал на пороге маленькой хижины, служившей приютом для альпинистов. А прямо передо мной сияли ослепительно белые вершины Гималаев.
XVI. Алиса
Тут слезы брызнули у нее из глаз.
— Почему за мной никто не приходит?
Стена была шершавой на ощупь. Почему-то я не обратила на это внимания, когда приходила сюда раньше — но раньше это не имело значения. Да и сейчас, сказать по правде, это было совершенно неважно. Но сквозь чудовищную боль, разрывающую правый бок, я замечала только это — жесткие частицы краски, цепляющиеся за ладонь.
Почему никто не сказал мне, что умирать — это так больно? Почему никто никогда мне этого не рассказывал?
Рассказывал. Наверняка. Просто я не обращала на это внимания. Тогда, раньше, это не имело большого значения.
Но сейчас, пожалуй, это было очень важно.
Я в очередной раз остановилась и вытерла навернувшиеся слезы. Надо собраться. Я здесь не для того, чтобы плакать.
Вот только — зачем я здесь?..
Попасть в коридор оказалось совсем не сложно. Мне повезло. Когда удар отбросил меня на капот, я откатилась к лобовому стеклу — и неожиданно почувствовала, что пройти через стекло даже проще, чем через стену. Его почти не существовало. Да и меня тоже почти не существовало. У нас не должно было возникнуть особых проблем.
Проблем и не возникло. Меня выкинуло на холодный бетонный пол крошечного пространства — того самого, в котором я когда-то давно встретила свою первую гарпию. Сейчас оно оказалось пустым, и я смогла, пусть и не так изящно, как Сандр в свое время, растянуть его, превратить в бесконечный белый коридор, подсвеченный бледным светом флуоресцентных ламп. Здесь было тихо, чисто и холодно. Как обычно.
Я сразу увидела дверь — но она вела себя немного странно, возможно, чувствуя, что я собираюсь сделать. Одно мгновение она была совсем близко, а потом вдруг начала теряться в бесконечной перспективе коридора. Я сосредоточилась, и дверь снова оказалась рядом. Ну хорошо. Я не дам тебе убежать. В этот раз все должно получиться.
Первый шок от удара уже начал проходить, и постепенно становилось совершенно невозможно идти. Я не хотела знать, что именно случилось в том месте, где ударил кенгурятник джипа — но, судя по всему, там произошло что-то очень нехорошее.
Впрочем, это же хорошо? Ведь я именно этого и хотела?
Нет.
Я этого не хотела.
Соберись! Ты должна это сделать. Не раскисай. Не позволяй себе сломаться.
Не начинай себя жалеть.
Я глубоко вздохнула и попробовала сделать еще один шаг. Как же больно. Я думала, что стала равнодушной к боли. Я научилась жить с постоянной мигренью, разрывающей голову на части, я считала, что страшнее этого уже ничего не может быть. Но я ошиблась.
Умирать оказалось все-таки страшнее.
Соберись. Конечно, ты умираешь. Так и должно быть. Это должно было произойти. Ты сама этого захотела.
Нет.
Я совсем не этого хотела.
Я не знала, что это такое. Я совсем не хотела умирать — я просто хотела сделать что-нибудь, что точно и окончательно освободило бы меня от него. Я хотела совершить самоотверженный и героический поступок, который бы наконец сделал меня самостоятельной личностью. Я хотела уйти навсегда, насовсем. Уйти так далеко, чтобы теперь он никогда не смог меня догнать.
Я просто обиделась.
Я не хотела умирать.
Только что теперь делать?
Соберись. Не реви. Ну хорошо, ты не хочешь умирать — но ведь еще можно все исправить. Можно вернуться в начало момента, и просто быть вместе — как он и хотел. И все будет хорошо. Все обойдется.
Но боль в правом боку почему-то подсказывала, что вернуться назад уже не получится. Что-то изменилось, что-то вывело нас из замкнутого круга — и теперь момент был упущен. Возможно, это сделала я, когда шагнула под машину. Возможно, это сделал Сандр, когда позволил мне шагнуть. Неважно. Я не могу вернуться назад.
Сегодня я наконец по-настоящему умру.
Не плакать. Только не плакать. Не жалеть себя. Не сдаваться. Если ты сдашься — все это будет напрасно.
Я снова пошла вперед, не спуская глаз с двери, не давая ей снова от меня сбежать. Вот так. Еще чуть-чуть. И еще чуть-чуть. И… все.
Нет.
Нет, нет, нет!
Только не это. Только не сейчас. Она не может опять не открываться. Она должна открыться!
Кто сказал?
С чего я взяла, что она должна была непременно открыться сейчас? Почему я решила, что я именно тот человек, который сможет открыть эту дверь?
Ведь совершенно очевидно, что она просто не откроется никогда. Конечно нет. Ведь тогда с Пустотой будет покончено — разумеется, она никогда не даст этого сделать.
Но ведь Сандр говорил, что ее уже закрывали раньше. Кто-то это уже делал. Это возможно.
Не знаю. Наверное, все дело в том, что я слишком слабая. Или в том, что я не знаю чего-то очень важного.