Делаю шаг и упираюсь лбом в ворот ее мягкого халата. Нежные руки опускаются мне на спину и притягивают ближе. Я старалась держаться, пыталась не возвращаться мыслями туда, в дождливый ноябрь, но, видимо, получилось не очень. По крайней мере, маму обдурить не удалось. Я так долго оставалась сильной, но сейчас, рядом с той, что кажется мне самым безопасным человеком на свете, хочется побыть маленькой и беззащитной. Я устала. Мне больно и страшно. Чувства не уходят, а надежда на лучшее все блекнет, извращая их до неузнаваемости.
– Ты влюбилась, да? – спрашивает мама, поглаживая мои лопатки.
– Угу, – мычу я, зажмурившись.
– И что? Все так плохо?
– Ужасно.
– Насколько по шкале от одного до десяти?
– Сотня!
Мама вздрагивает, и я неторопливо отстраняюсь.
– Хочешь вина? – предлагаю скромно.
– Ох, милая… даже так?
– Вино для тебя, а не для меня.
– Лучше корвалол приготовлю.
Она обнимает меня за плечи и ведет к столу. Садимся, мама бережно сжимает мои ладони. В ее каре-голубых глазах родительское волнение и мягкий свет доверия и любви. Если скрыть не получилось, то лучше рассказать правду, ведь ложь она почувствует и будет переживать еще больше.
– Помнишь Сашу Морева? – скованно заговариваю я.
Мама удивленно застывает, и мне становится немного смешно. Да, с нашей предысторией трудно поверить во взаимную симпатию, но все уже случилось.
– И теперь мы не общаемся, – заканчиваю, огорченно шмыгнув носом.
– О-о-о… моя малышка… – расстроенно тянет мама. – Это просто кошмар. Сколько же всего тебе… то есть вам всем пришлось вытерпеть. Дети-дети… Знаешь, когда мне на УЗИ сказали, что мы с папой ждем девочку, я очень обрадовалась. Растить детей любого пола непросто, но мальчики… с ними так сложно установить эмоциональный контакт. Мы так по-разному переживаем трудности. Девочки зачастую ищут поддержки и защиты, им в этом плане легче, никто не скажет, что ты ноешь, как девчонка, ведь это и так правда. А вот мальчики с самого детства слышат непрерывный поток ограничений.
– Мам…
– Прости-прости, милая. – Она прижимает ладонь к груди и тяжело вздыхает. – Я просто расчувствовалась. Я горжусь тобой. Правда. Ты все сделала правильно. С трудом представляю, как это было сложно. Отпустить его. Позволить спасти себя, на самом деле спасая его. Это и есть любовь. Самая настоящая.
Опускаю голову, слезы капают с ресниц. Мама подается вперед и обнимает меня, позволяя устроить голову у нее на груди.
– Все будет хорошо, милая, – приговаривает она, поглаживая меня по волосам. – Слышишь? Все будет хорошо. Саше станет легче, он придет в себя. Вот увидишь. У вас еще целая жизнь впереди. Сейчас он в безопасности, родители сделают все, чтобы ему помочь, а потом…
– Знаешь, чего я боюсь больше всего? – всхлипываю я.
– Чего?
– Я очень хочу, чтобы Саше стало лучше. Чтобы он вернул свою жизнь себе, снова начал радоваться, избавился от чувства вины, но что, если… если он не захочет возвращаться? Я ведь теперь тоже в его списке непростительных дел. Еще одно напоминание о том, что случилось. А вдруг он решит начать все сначала подальше от тех, кто…
– Девочки-и-и! – раздается задорный крик из прихожей и шелест бумажных пакетов. – Я купил…
– Ш-ш-ш, – шипит мама, и я чувствую, как трясется ее плечо.
– Что слу… ты меня прогоняешь? Все, понял. Ухожу, – бегло отвечает папа.
Мама осторожно отклоняется и обхватывает теплыми ладонями мое лицо, стирая слезы с щек:
– Родная, вы обязательно что-то придумаете. Пока еще ничего не решено, не губи в себе чувства, но даже если все пойдет не так, как хотелось бы, это еще не значит, что будет плохо. По крайней мере, это не будет длиться вечно.
– Я так скучаю по нему, мам. Так сильно…