– Это мой отчим рассказывал нам раньше, когда мы ходили в поход с палатками. Мы не должны стать для диких животных сюрпризом, иначе они почувствуют угрозу и нападут.
– Это
– Харпер, давай просто громко поговорим, хорошо?
– Это именно то, что мы сейчас делаем.
– Мы также можем спеть песню, если хочешь. Как-то я читала статью о человеке, который прогнал медведя тем, что громко пел песню про желтую подводную лодку.
Я понимаю, что сейчас болтаю бессмысленные вещи, но мы не должны терять время, и нам еще нужно брести по этим проклятым зарослям посреди ночи.
– Я ненавижу «Битлз». Моя бабушка всегда слушала их. И она постоянно варила капусту, весь дом провонял ею. С тех пор «Битлз» для меня неразрывно связаны с запахом капусты.
– Тогда ты, по крайней мере, отлично знаешь текст.
– Хорошо, давай договоримся, что мы начнем петь этих проклятых битлов, если вдруг медведь появится. – Харпер замолкает. Потом глубоко вздыхает. – Ты думаешь, что это сработает во второй раз?
– Что?
– «Yellow Submarine».
– Харпер, – со стоном выдаю я. – Разумеется, эта песня не популярна среди медведей. Кроме того, парень из статьи был на Аляске. И в любом случае совершенно маловероятно, что мы увидим медведя. Так же маловероятно, как выигрыш в лотерею. Я вообще видела его только один раз, и то это было из окна машины.
– Лоси или койоты были бы более вероятны?
– Харпер, – слабо говорю я. – Здесь нет койотов.
– Хорошо, – сопит она. – Так, значит, «Yellow Submarine». В случае чего…
– Да, в случае чего, – перебиваю я ее. Мы обе включили функцию фонарика на наших смартфонах, и свет беспокойно танцует перед нашими ногами. – Я боюсь за Ашера, – признаюсь я ей. – Голос Ноя был по-настоящему обеспокоенным. По-видимому, вся эта ситуация с повышенной температурой настолько опасна, что осознание этого проникло даже в его пьяный мозг.
– Ной сказал, что у Ашера больше нет селезенки. Ты знаешь, что это значит?
– Думаю, это значит, что в таком случае у человека плохие способности к защите организма. Это было на днях в каком-то сериале, который я смотрела. Но Ной также сказал, что Ашер был в больнице из-за лихорадки. Это значит, что с этим все довольно плохо, не так ли?
Мое сердце сжимается.
– Угу.
Мы некоторое время молчим, но когда что-то шуршит в темноте, Харпер едва может подавить свой скулеж.
Я игнорирую шум справа от нас, насколько это возможно, и заставляю себя не светить мобильником в ту сторону.
– Мы должны продолжать говорить, Харпер.
– Да, я знаю. Я все это время хотела тебя кое о чем спросить…
– Да?
– Правда ли то, что сказал Ной перед тем, как Ашер ударил его? Ты… с Ашером?..
Я сглатываю.
– Можем ли мы поговорить о чем-нибудь другом?
– Значит, это правда.
Это не вопрос, а констатация факта.
– Да.
– Ладно.
Моя левая рука дрожит, поэтому я беру телефон в другую. При этом мой луч света справа от нас отражается парой глаз – двумя желтыми точками в темноте.
– Ты влюблена в него?
Голос Харпер стал совсем мягким, и этот вопрос взволновал меня гораздо больше, чем светящиеся в темноте глаза.
– Я… так не думаю, – говорю я. О боже, мне так невероятно трудно говорить об этом. – Все по-другому, – признаюсь я ей. – Дело в том, что я… Боже, наверное, я всегда любила его. Это безумие?
Я вижу, что она кивает:
– Абсолютное.
Мы снова молчим, но нам нужно поговорить. Из-за животных, из-за темноты и из-за всего остального тоже. Потому что в какой-то момент я задыхаюсь в этой повисшей тишине. Но я не вываливаю наружу то, что лежит у меня на душе. Я ужасно боюсь. Сейчас, в эту ночь, здесь, посреди этих зарослей и со светящимися глазами, что смотрят мне в спину, я до смерти боюсь, что не смогу вовремя помочь Ашеру.
– По-моему, мы теперь почти у машины, – говорю я вместо этого. – Видишь группу деревьев там, впереди? За ними должно быть озеро с пиявками, о котором я тебе рассказывала.
– Слава богу.
Наши шаги автоматически ускоряются.
– Нам нельзя бежать, Харпер. Не беги, а то еще какой-нибудь зверь начнет нас… преследовать.
Вообще-то я имею в виду не «преследовать», а «охотиться на нас», но не говорю этого.
– Ладно, ладно. Мы просто пойдем в комфортном темпе. Может, нам все-таки стоит спеть что-нибудь?
– Только не «Битлз», это мы должны оставить на крайний случай.
– Я тоже так думаю, – голос Харпер дрожит. Затем она срывающимся голосом начинает напевать детскую песенку, которую Ной сегодня спел для маленькой Мэгги. Мне кажется, что это все было несколько недель назад. Нерешительно я подпеваю. Но с каждым шагом мой голос становится тверже, с каждым метром я пою громче – пою, чтобы прогнать страх. Страх перед темнотой, а также отчаянный страх за Ашера. Когда мы осознаем, что находимся прямо у машины, мы вопреки всякому здравому смыслу начинаем бежать.