Это всё ты

– Куда мы? – сиплю в какой-то момент. – Не хочу никого видеть… Не хочу, чтобы нас нашли…

– Не найдут.

61

Хочу с тобой засыпать и просыпаться…

© Юния Филатова

Ночью в лесу должно быть жутко. Но я не ощущаю страха. С Яном ничего не боюсь. Спокойно выбираюсь из машины, когда он открывает дверь и подает мне руку. Уверенно шагаю за ним в дом.

Вспышка света в прихожей. Морщимся и часто моргаем. Ненадолго задерживаем зрительный контакт. Ян сжимает мою ладонь, а я в ответ – его. В сторону спальни шагаем в темноте. И даже там электричество не используем.

– Холодно. Посиди, пока я разожгу огонь, – рубит отрывисто и глухо, усаживая меня на кровать.

Медлит. Потирает ладони о бедра. О чем-то в растерянности думает. Я сама сообразить не могу, пока Ян не накрывает мои плечи поверх куртки пледом. Стягивая шерстяную ткань на моей груди, снова замирает. Я наклоняюсь и целую костяшки его руки. Перехватываю плед, чтобы он мог отойти к камину.

Следующие три-пять минут наблюдаю за тем, как Ян укладывает поленья и разжигает огонь.

Мы не разговаривали о произошедшем. Вероятно, оба в каком-то шоке пребываем. Мыслей кружится много, но сформировать что-нибудь конкретное не получается.

Откуда они узнали про Яна? Почему до сих пор так ненавидят всю его семью? Как могли так резко переменить отношение к Святу? Почему не слышат меня? Разве не видят, что разрушают своим отношением? Разрывают на части!

Мне так больно. И за Яна. И за Свята. И за себя.

По мере того, как разгорается пламя и по промерзшему помещению распространяется тепло, глыба в моей груди, которая казалась каменной, начинает таять.

– Принесу запас дров, – хрипит Ян.

Киваю, но на самом деле лишь сейчас понимаю, что мы остаемся вдвоем на целую ночь. Это осознание вновь пригружает мой мозг. Почти все время отсутствия Нечаева сижу неподвижно. Наблюдаю за огнем и копаюсь в себе.

Чувствую ли вину, предполагая, как встревожены родные? Несомненно.

Хочу ли я поехать домой? Нет, нет и нет.

– Порядок? – спрашивает вернувшийся с дровами Ян не столько голосом, сколько взглядом.

Снова киваю.

Он сваливает поленья в металлическую корзину, отряхивает одежду, снимает куртку и шагает ко мне. Ничего не говорит. Просто упирается коленом в матрас рядом с моим бедром, как-то подхватывает меня и, перемещаясь по кровати, тянет меня за собой, пока не касаемся головами подушек. Ненадолго затихает, а потом заставляет меня лечь сверху.

Я все еще в куртке, хоть она и расстегнута. И этот плед… Стискивая бедра Яна коленями, накрываю нас с головой.

– Немного согрелась? – шепчет он в темноту, скользя руками вверх по моей спине.

Вдавливает. Сжимает мой затылок. И снова в обратном порядке движется.

Я глотаю его дыхание. Я впитываю его тепло. Я наполняюсь его запахом. Тону в нем. А сердце все равно разрывает боль. Там словно бы осколок застрял. Именно он не дает мне чувствовать себя счастливой.

– Нет… Мне все еще холодно, – выдыхаю так же тихо, повторяя интонации Яна.

– Что они тебе сказали?

Скидывая плед с наших голов, устраиваюсь у него на груди, непосредственно под подбородком. Вслушиваясь в ритмичное и мощное сердцебиение, впервые за этот чудовищный вечер ловлю еще достаточно шаткое, но благодатное умиротворение.

– Откуда-то узнали про тебя… – бормочу, зажмуриваясь. Вспоминать не хочется. Желание одно – через мгновение проснуться. Чтобы все это оказалось просто страшным сном. Но, увы… Этого не происходит. И уже не произойдет, а значит, я должна поделиться. – Все мои родные категорически против наших отношений, Ян… Они против НАС! Таких кошмарных слов мне наговорили… Сказали, что я ничего не знаю... Считают, я сама не понимаю, что чувствую, Ян… – тут не могу не застонать. Осколок в моем сердце проворачивается, разрывая мышцу глубже, сильнее, больнее. – Они думают, я глупая! Думают, не могу сама воспринимать, анализировать, решать… Папа сказал, что в понедельник поедем в университет, чтобы перевести меня в какой-то Полтавский ВУЗ.

– Чего? – сипит Нечаев почти беззвучно. Слышу и ощущаю, как сглатывает. И, прочистив горло, толкает чуть громче, но все так же изумленно: – На хрена?

– Он… – стиснув зубы до скрипа, в тяжелом неверии и смертельном отчаянии мотаю головой. – Ян, папа хочет запереть меня у тети! Якобы для того, чтобы сосредоточилась на учебе. Ну и, чтобы не имела возможности общаться с тобой и со Святом.

– Значит… Его тоже бортанули, – заключает отрешенно.