Это всё ты

Заворачиваясь в плед, тихо наблюдаю за тем, как он подходит к камину, убирает защитное стекло и бросает поверх раскаленных рыхлых поленьев парочку свежих. Раздается треск и шорох искр. Воздух наполняет насыщенный и очень уютный аромат древесины.

– Уже должна была нагреться вода. Я включил бойлер, как только приехали, – информирует Ян через мгновение после того, как устанавливает обратно защитное стекло. Смотрит на меня без тени улыбки, и я вдруг смущаюсь и краснею. – Пойдешь в ванную?

– Не знаю, – шепчу, тыкаясь губами в колючий плед. Вдыхаю, трусь щекой и на миг застываю неподвижно. – Ян… Мне не хочется разлучаться с тобой ни на минуту, – озвучиваю свои мысли. – Тревожно, когда не вижу или не чувствую тебя. Сразу «возвращаюсь» домой… И… Ян… – выдыхаю прерывисто. Едва он опускается рядом с кроватью на колени, по моим щекам снова бегут слезы. – Ян… – порыв с двух сторон следует, когда тянемся руками и сплетаемся пальцами. – У меня словно осколок в сердце сидит… Я не могу забыть все эти слова и их взгляды… Чуть отвлекусь – все хорошо… Потом вспоминаю, и этот осколок вертится, вертится… Раздирая и накручивая ошметки моей, Господи, души и плоти!

– Понимаю, зай… Увы, я не могу сказать, что это быстро пройдет. Но пройдет, Ю. Обязательно, – на последнем слове звучит так уверенно, что игнорировать просто нельзя. И мне снова легче дышать. Он здесь. Он рядом. Мы будем вместе всегда. – А сейчас… Я могу посидеть рядом, пока ты помоешься.

– Что? – пищу высоким тоном, просто потому что не владею голосом.

– Клянусь не смотреть.

62

Это мысли, над которыми я не властен, зай.

© Ян Нечаев

Пока Ю раздевается, мои слух, обоняние и все восприятие в целом обостряются настолько, что кажется, будто серьезно вырываюсь за привычные человеческие нормы. Стоя к ней спиной и тупо пялясь в деревянное полотно двери, точно знаю, какую часть одежды она снимает.

Мать вашу…

Я весьма четко представляю, как Ю передвигается, как рассыпаются при этом ее волосы, как обнажается каждая часть ее совершенного тела.

Я ощущаю малейшее колебание воздуха – ванная по всем меркам маленькая, Ю очень близко. Оно бьет теплыми волнами мне в спину, плечи и даже затылок. Оно бросает клич моим гребаным инстинктам. Оно, блядь, заставляет меня дрожать.

Что уж говорить о чистом и неприкрытом запахе Ю… Его я чувствую, словно псина с двумястами миллионами обонятельных клеток в носу. И как ни стараюсь тормознуть, вынудить себя не дышать, увы, сука, не получается. Ноздри жадно раздуваются, и я всасываю на полную запах, превращающий меня в животное.

Мать вашу…

Как я собираюсь вытягивать роль благородного рыцаря, если меня кроет от одного осознания, что Ю совсем голая? Я же слышу, как она отщелкивает лифчик, и догадываюсь, когда скатывает трусы.

Пару секунд спустя раздается плеск воды.

Блядь…

– Все. Можешь смотреть, – бормочет зая взволнованно.

И еще раз… Блядь.

Сгребаю пальцы в кулаки и, стискивая их, расходую излишки энергии. Но даже после этого… Когда я оборачиваюсь, вижу Ю в облаке пышной пены и чувствую, как по моим венам пульсируют тысячи миллиампер тока. Эта сила поражает, парализует и одновременно заставляет действовать. Действовать так, как я не имею права. Поэтому, медленно моргая, я с одичалым выражением лица и в полном оцепенении изучаю выглядывающие из пены хрупкие плечи Ю, ее красивую тонкую шею – там яростно бьется жилка, в которую я хочу впиться зубами, ее маленькое, острое и порозовевшее личико, и даже ее небрежно собранные на макушке волосы.

– Это так удивительно, – шепчет зая с громадными паузами между словами.

– Что именно? – хриплю я, звуча при этом словно, сука, маньячина.

– Лежать перед тобой голой… – шелестит Ю с таким волнением, что меня, блядь, физически сотрясает. – Хоть ты и не видишь, но… Я чувствую себя крайне странно.

– Я тоже, если честно, – отражаю сипло. Пытаюсь улыбнуться, но вряд ли эта гримаса смягчает то, что дальше говорю. – Не могу не думать о том, как ты выглядишь без одежды. О том, как было бы круто потрогать тебя… Ощутить под собой, – приглушая голос, неосознанно растягиваю слова, но не замолкаю. – О том, что с ума схожу, как зверюга, так рвусь отыскать, эм-м, источник твоего удовольствия. О том, с каким бы кайфом вдохнул твой запах и попробовал тебя, эм-м, на вкус… – не глохну даже тогда, когда вижу в расширяющихся глазах Ю потрясение. И даже, блядь, тогда, когда она, нервно раздувая ноздри, опускает взгляд и упирается им в пену. – О том, насколько, мать вашу, сильно я жажду снова услышать то, как ты дышишь, когда возбуждаешься. О том, как охуенно было бы снова увидеть, как ты кончаешь, – выдав все это, тяжело сглатываю.

И, блядь, только после этого связь между люто сбоящим мозгом и блядским языком восстанавливается. Осознавая, что и кому предъявил, с трудом перевожу дыхание и по привычке натягиваю ухмылку. Наверняка из-за смущения она кажется слегка придурковатой. А может, и не слегка… Хорошо, что Ю не смотрит. Она, блин, едва дышит, гипнотизируя лопающиеся пузыри.