Это застряло в памяти

Но поневоле она стала задумываться о том, что в доме мужа никто на неё внимания не обращает. Кроме тёти Пани. Муж в её жизни присутствует, но мимолётно. Зато никто не воспитывает, не морочит голову назиданиями. У родителей её постоянно учат жить, читают нотации, как будто она маленькая! А ей скоро двадцать два года, между прочим! И эти мамины занудные советы: «Веди себя скромно, но с достоинством. Не старайся понравиться, будь естественной и вместе с тем предупредительной. Характерец свой взрывной не проявляй. Тебе с ними жить…» Сколько можно?! Но всё-таки… но всё-таки в доме у родителей её любят! Любят, волнуются за неё. А тут холодно и безрадостно. Одна только тётя Паня добрый, живой человек. Последнее время Лёля часто об этом думала, когда одинокими долгими вечерами, сидя с сигареткой на балконе, наблюдала и слушала чужую жизнь внизу, во дворе. В такие моменты её тянуло обратно домой. Пусть воспитывают, нравоучения можно пропускать мимо ушей, думала она.

* * *

Май Лёле представлялся месяцем трудным, однообразным. Зачёты и в июне государственные экзамены, консультации, учебники, лекции, конспекты… Тоска зелёная. Нервотрёпка, окончание пятого курса, и прощай, институт…

Однако месяц май преподнёс сюрпризы. Первое мая вопреки ожиданиям получилось весёлым. Рано утром муж разбудил её и велел собираться – они едут на дачу. Накануне вечером он отпросился у мамаши и получил свободный день. Она что-то мямлила, её, мол, пригласили в гости, но сдалась. Сказала, что попросит Паньку побыть со старушкой два дня. Лёля быстро собралась, еду и вино Боб заготовил с вечера. На дачу они ехали вместе с новым приятелем на его синем «Москвиче» последней модели, который должен был к августу перейти в собственность Лёлиного мужа. Он объяснил, что у приятеля в августе подойдёт очередь на «Волгу», а ему как раз выплатят деньги за большой перевод плюс за старенький «Москвич». За рулём будущей своей машины Лёлин муж светился от радости, предвкушая удачное приобретение. Хозяин машины уступил ему руль, так что вышла своего рода обкатка нового транспортного средства. Погода выдалась тёплая, солнечная. Весь день в саду жарили на костре шашлыки, пекли картошку, мужчины много пили, шутили. В лесу было ещё сыро. Заночевали, утром дожарили шашлыки, допили вино и к вечеру тронулись в путь, домой. Лёля радовалась, она и не мечтала о такой весёлой вылазке на природу.

Девятого мая вечером Лёля и тётя Паня ходили смотреть салют с Крымского моста. Кругом знакомые лица – на мост высыпал весь барак. После салюта Лёля и тётя Паня вернулись домой, а соседи из барака отправились кто куда – одни на концерт в Зелёный театр Парка культуры, другие в центр и на Красную площадь любоваться праздничной иллюминацией. Лёлин муж праздновал в своей мужской компании. Лёля до полуночи ждала его, сидя на балконе, и видела, как возвращались домой весёленькие обитатели барака. Парами, семьями, стайками, неся на руках спящих детей, уморившихся от прогулки и обилия впечатлений. Боб появился на следующий день к ночи.

После майских праздников жизнь вошла в прежнее русло, Лёля засела за учебники, ездила к родителям, от них на консультации в институт и назад, на Метростроевскую.

Но однажды в тёплый майский субботний вечер её снова ожидал сюрприз.

Вечерами, когда солнце уходило за дом, Лёля взяла себе в привычку заниматься на балконе. Прихватив тетрадки и учебники, она усаживалась на ящик с песком или инструментами и погружалась в тексты. Там можно было покурить. У неё были с собой сигареты и спички, и за ящиками хоронилась консервная банка, служившая пепельницей. У мужа в доме никто не должен был знать, что она покуривает.

Здесь её ничто не отвлекало, балкон выходил на задний двор, который примыкал к просторному затоптанному пустырю. Границей с соседними дворами служил вытянутый в длину барак, тот самый барак, где жили первые строители московского метро, в том числе и Панька, Степанида Егоровна, со своей семьёй. Зрелище представлялось Лёле малоинтересным, и народа почти не было видно, да и народ сам по себе неприметный. Шмыгают туда-сюда, на работу и с работы, в магазин и из магазина. Работяги, женщины с авоськами, девчонки-школьницы, мамочки с детишками, старушки. В центре пустыря врытый в землю грубо сколоченный из досок круглый стол, вокруг стола лавки, такой же работы и тоже многолетней давности. Над столом на проводе мотается что-то вроде фонаря. В общем, не на что смотреть. Иногда, поздно вечером, из барака выходили мужички. Они ввинчивали лампочку в патрон под козырьком, закуривали, и начиналась игра в карты или в домино. Распивали бутылку – стаканы висели на ветках хилых кустиков за лавками. Переговаривались хриплыми голосами, бывало, горячились, спорили, но к ночи мирно расходились. Или их загоняли домой строгие жёны.