Это застряло в памяти

Весь званый обед муж Лёли молчал, переводя внимательный взгляд с одной собеседницы на другую, кивал головой и приятно улыбался. Лёля объедалась – дорвалась наконец до вкусной еды.

По дороге домой свекровь рассыпалась в комплиментах родителям Лёли. Однако не могла сдержать раздражения и заметила, что Лёлины родители свою домработницу «распустили», слишком многое ей позволяют. Доехали быстро. Они прибыли как раз ко времени, когда старушка должна была проснуться.

В комнате Дины певец выводил арию серенаду Дон Жуана: «…От лунного света зардел небосклон. О, выйди, Нисета, скорей на балкон!..» Но Дора Михайловна с Бобом занялись старушкой, после чего, прихватив термос с горячим чаем, шоколадный набор и кусок кулича, свекровь удалилась к себе, плотно закрыв за собой дверь. В тот вечер обошлось без криков и стука в стену. Потом молодожёны доели гостинец и запили его чаем. Не таким вкусным, каким их угощали родители Лёли.

Ответный визит на Метростроевскую не состоялся. Лёлина мама, извинившись, сказала, что её муж не поднимется по лестнице на третий этаж по причине больного сердца, да и у неё самой разыгрался артрит, обычное весеннее обострение. Боб на это ядовито заметил, что его мамаша наверняка вздохнула с облегчением. Лёле отмена мероприятия облегчила жизнь – в мае ей предстояло сдавать зачёты, а в июне экзамены. Зато это давало ей возможность чаще бывать у родителей. Там оставались некоторые учебники и книги из домашней библиотеки. В семье у мужа книг было немного – лишь несколько на немецком языке: Гёте, Гейне, Шиллер, книги, чудом сохранившиеся после деда и забытые на заваленной газетами нижней полке этажерки.

В остальном жизнь в доме мужа никак не изменилась, только Боб стал приходить домой ещё позже. Надо было отремонтировать старую колымагу для продажи, как он давно наметил, а затем приобрести новую, чтобы на ней в августе съездить на пару недель в Крым.

– Кольке надо при жизни поставить памятник. Возится с моей колымагой, устраивает мои дела с продажей и покупкой. Что бы я без него делал? Завис бы в Москве до ноября, факт. Золотые руки, и денег не берёт, дуралей. Времени не жалеет. По дружбе, говорит.

* * *

Свекровь же, по его словам, вынашивала план вместе с подругой Кларой отдохнуть месяц в июле в Паланге. Ей полагался длинный отпуск, как кандидату наук.

Теперь Лёля видела мужа ещё реже. Кроме того что он пропадал в гараже, он начал по нескольку дней бывать в командировках, говорил, что зарабатывает деньги, читает лекции. Лёля не вникала.

Лёлина мама повадилась сама звонить на Метростроевскую и настоятельно приглашать Лёлю домой, каждый раз придумывая для этого особый повод. Ей не нравилось, что дочка похудела, на что та отвечала, что её муж любит худеньких.

Как-то за ужином она спросила Лёлю, легко ли ей жить в новой семье с новыми родственниками. Естественный, казалось бы, вопрос. Лёля, не задумываясь, ответила, что свекровь и тётка мужа в их жизнь с мужем не лезут, много работают, очень заняты. И дёрнуло же её за язык ляпнуть:

– Тётя Паня, их домработница, такая интересная чувиха! С ней не соскучишься. Мы с ней всё время духаримся!

– Вы с ней что?! Эти слова, откуда ты их притащила? «Чувиха», «духаримся»! Из компании мужа? Из института? Лёля, чтобы я больше эти вульгарные, пошлые слова не слышала! Договорились?

В разговор вмешался Лёлин папа:

– Молодёжное арго. В мои юные годы у гимназистов, школяров, семинаристов тоже были модные словечки, но потом они исчезали. Ими щеголяли подростки, совсем юнцы. Язык впоследствии не принял эти жаргонизмы. Их забыли. Молодые люди вырастали, становились взрослыми, получали серьёзные профессии, и никто из них этими словечками уже не пользовался. Удивительно, что твой муж, которому под тридцать, употребляет школярские словечки, а ты их с такой лёгкостью подхватываешь. Я объясняю это инфантилизмом. Прекрати ему подражать, будь индивидуальностью. И не обижайся, будь взрослым, независимым, мыслящим человеком. Напротив, ты влияй на него. У меня создаётся впечатление, что он всё ещё мальчишечка в коротеньких штанишках на трёхколёсном велосипеде.

Подобные разговоры в родительском доме, когда отец и мать принимались «прорабатывать» дочь, направлять её на путь истинный, обычно случались за ужином. Мама нападала, отец смягчал наставления юморком. А занудные лекции о вреде курения?! Но, пожив некоторое время вне дома, Лёля забыла об этой традиционной воспитательной «порке». Она вспыхнула, надулась, но из-за стола не убежала, как бывало раньше. В этот раз слова отца запали ей в душу. После визита к родителям она стала внимательнее вглядываться в своего мужа. Временами он совсем переставал ей нравиться. О любви она не думала. С самого начала ни её муж, ни она на эту тему не говорили. Считали, что это старомодно, каменный век, глухое Средневековье, рыцарские выкрутасы, кривлянье, а они люди современные, без «сюсю-мусю», как это называл её муж, вполне могут обойтись. Лёля с ним соглашалась.