Это застряло в памяти

Гуляю с собакой по Лаврушинскому, где я живу. Уже с утра в Третьяковку тянутся группы иностранных туристов. Теперь не то что в шестидесятые годы, когда я работала гидом-переводчиком. Тогда и группы были погуще, и шли одна за другой. Мы, гиды, на объектах буквально наступали друг другу на пятки, голоса срывали, силясь перекричать коллег. Нынешние гиды – тихие, серьёзные тётеньки. Видно, что профессионалки, но чего-то в них не хватает. Огня в них нет, нет задора! Авантюрности, что ли? Работают за деньги, оплата, судя по всему, почасовая. Отбарабанила своё – и гудбай. Мы работали за идею, а не за деньги. Ну сколько мы получали? Гроши! А выкладывались на все сто. На своём хрупком горбу таскали группы по тридцать человек – по всем объектам показа в Москве, далее по туру по городам и весям Советского Союза. Ответственность серьёзная, а риски на каждом шагу. И недремлющее око… Набирали нас в Интурист со всеми строгостями, предупреждали об угрозе иностранного влияния, внушали, что мы будем иметь дело с идеологическим врагом и, следовательно, в любой момент должны быть готовы к провокациям со стороны империалистического Запада в лице иностранных туристов. Инструктажи, собрания, политсеминары. Мороз по коже! Тексты экскурсий мы зубрили, как артисты свои роли. Заливались соловьями, бессовестно толкая пропаганду. Скороговоркой, потому что видели: им это до лампочки. Зато с увлечением рассказывали про историческое прошлое нашей страны, с гордостью показывали старинную архитектуру, красоты наших древностей – и тут мы, бывало, срывали аплодисменты, как артистки. Шло от сердца, и люди это понимали. Готовили нас в гиды долго, несколько месяцев водили по музеям. Преподавали нам предметы знающие искусствоведы, историки, культурологи. С разговорным английским у всех девчонок после института были трудности, но как только мы окунулись в языковую среду, начав работать, всё пошло на лад. Между прочим, мы были очень недурны собой, все как на подбор! Даже при тогдашней убогости ширпотреба, то есть при отсутствии приличных шмоток на прилавках, мы умели себя подать. Бывало, друг у друга занимали вечерние платьица, чтобы сопровождать группу на банкет или в театр, потому что, сами понимаете, кровь из носу, а выглядеть тип-топ мы были обязаны! Да уж как вспомню…

* * *

Я чаще работала с американцами. Тогда, в шестидесятых, групп из США было больше, к нам валили полчища штатников, какое-то нашествие. А ныне идут человек по десять, в день по одной-две группы. Но всё такие же громогласные, общительные. Улыбаются моей собаке: «Хай, доги, доги!» Высокие, бодрые старики с костылями, старушки в креслах на колёсах, пожилые пары, мужественно преодолевающие подагру и паркинсон. По сравнению с прошлыми годами разница есть: в нынешних группах гораздо больше стариков и темнокожих. А тогда преобладали люди молодые, самых разных профессий и слоёв населения, образованная публика и работяги, школьники и студенты. Обвешанные камерами, они ехали к нам посмотреть страну, долгие годы остававшуюся загадкой и угрозой для западного мира, и не жалели истратить свой отпуск и деньги на долгое и нелёгкое путешествие. А сейчас мы для туристов слишком дорогое удовольствие – мало кто может позволить себе запредельно высокую плату за номер в наших гостиницах. И всё же едут. Подметила также, что американцы стали носить одежду приглушённых тонов, и потому теперь выглядят более по-европейски. В шестидесятых американки одевались ярко, нахально и украшали себя аляповатой бижутерией; теперь всё скромнее и бижутерия сдержаннее. Но всё те же брючки, майки, курточки, джинсы, белые кроссовки.

У меня есть привычка: летом в хорошие, солнечные дни я сажусь на лавочку в тени, а рядом укладывается моя собака. Люблю наблюдать жизнь родного переулка. Собачка дремлет, я же рассматриваю проходящую мимо публику и предаюсь воспоминаниям. Мою голову сверлит одна и та же мысль: как же всё изменилось! Фантастика! Разве мы в своё время могли себе такое представить? И что было бы, если бы… Дальше всё как в сказке про белого бычка.

* * *

Я в аэропорту, встречаю штатников. Скоро сядут. Бывает, что рейс задерживается, но на международных линиях редко. Я, когда жду, отключаюсь. Притулюсь где-нибудь в уголке и дремлю. Стресс скидываю. Потому что мы мало спим, когда с группы на группу. Недосып плюс кофе – конечно, чтобы взбодриться. Отсюда и стресс. Ну и всякие непредвиденные накладки по ходу тура. Включаюсь, когда надо, точно по часам. Вот и сейчас – безошибочное ощущение, что должны вот-вот сесть. А с чего рейсу опаздывать? Погода ясная, летят из Лондона самолётом британской авиакомпании. Не волнуюсь, привыкла. Второй год работаю.