Это застряло в памяти

Я успокаиваюсь. Знаю – навык не подведёт. Всё-таки кто же руководитель группы? О, тот самый тощий с орлиным носом. Вертит головой, гида ищет. Значит, он не переодетый миллионер и не журналист из жёлтой прессы. Моя интуиция на этот раз не сработала. Первым меня заметил ковбой. Такое лицо сделал – точно, будет кадриться. А руководитель группы расплылся в улыбке, зубы длинные, как у лошади, но не все в наличии. Согнулся дугой, чтобы не очень сверху вниз на меня смотреть, – обходительный господин. И приветствует галантно, с чисто английским произношением! Вот тебе и «дядя Сэм»! Он говорит: «Это вы будете нашей путеводной звездой, молодая леди? Я Том Петерсен, представитель фирмы. Разрешите узнать ваше имя? Вас не раздражает моя манера выражаться? Я старомоден, сознаю…» Я перебиваю, не слишком учтиво: «Нисколько. Я – Маша». Никакой фамилии, просто Маша, ни к чему им знать мою фамилию. А он, этот Том Петерсен, видно, не такой злющий, каким мне казался издали. Но как бы он ни был со мной ласков, я знаю, что это всё словесные кружева, которые они, западные люди, плетут, потому что это считается хорошим тоном. Стараются произвести благоприятное впечатление. А что они о тебе думают на самом деле… Комплиментов я за два года наслушалась и уже не реагирую. Лично я ни на ком из них не задерживаю внимания, они скользят мимо меня, как тени. Попадаются отдельные персонажи, с которыми хотелось бы, может, даже подружиться, да что толку? Они сегодня здесь, а завтра там. А главное – нельзя сближаться. Запрещено. Поэтому моё правило такое: с глаз долой – из сердца вон. Некоторые такое напоют мне про мою доброту и человеческое чутьё – уши вянут. Особенно те, у которых по туру что-нибудь нехорошее случается – ангина, или с животом, или ребёнка где-нибудь, например, в Архангельском, потеряют (за детьми они вообще не смотрят: родители разбегаются с камерами виды снимать, а мы с шофёром пасём их детишек!). Старушки со старичками тоже любят подольститься. И хвалят меня не нахвалятся. А я думаю, что, если я в старости буду богатенькая и такая же здоровенькая, как они, и смогу разъезжать по миру, как они, для меня тоже все будут очаровательные, милые и золотые. Надоели они мне. Свалили – и забыла. Завтра-послезавтра подвалит следующая толпа и также свалит через неделю, две, три, в зависимости от маршрута и продолжительности тура. У меня от них в глазах рябит в конце туристического сезона.

Том Петерсен поворачивается к группе, которая уже обступила нас и пялится на меня во все глаза. Одни улыбаются, другие стоят надутые. Противный момент. Я расплываюсь в улыбке. Улыбка гида – ворота в нашу страну, как сказал один из наших начальников на лекции под заглавием «Роль гида-переводчика в формировании объективного представления о советской действительности среди иностранных гостей». Улыбаюсь. Говорю, что рада приветствовать, добро пожаловать. И сразу за дело. Раздаю бланки деклараций, объясняю, что писать. Том помогает, это хороший знак. Англичанин на службе в американской туристической фирме. Мне такие попадались. Холостяк, мотается с группами по свету, копит деньги на старость, скряга, наверное. Лебезит перед клиентами, не пьёт, не курит. Всю дорогу будет совать нос в мои дела, следить, чтобы я не зажухала какой-нибудь вид услуг или экскурсию, положенную им по ваучеру. На виду у клиентов, чтобы они видели, как он старается, блюдёт их интересы. Это всё для того, чтобы в конце тура ему пожирнее долларовые чаевые накапали. Только я не такой человек, чтобы химичить с метрдотелями, экономить на театральных билетах или сачковать на экскурсиях. Разочек поставлю его на место при всех – будет шёлковый.

Ну, заполнили? Опять пялятся. Нагляделись? Багаж прибыл, проверьте свои чемоданы! Всё на месте? А теперь в автобус – this way, please[19]. Батюшки мои, мальчик на костылях, а я раньше этого не заметила! Такой красавчик, а ножки заплетаются, висит на костылях, с усилием передвигается, а ещё улыбается. Полиомиелитный, работала с такими. Мука жуткая.