Это злая разумная опухоль

Это продолжалось месяцами, прежде чем его Человек наконец возник у моей двери, желая от него избавиться. Сказал мне, что Мохнатого Пятнистого Белого Кота зовут Чип и что через двадцать четыре часа он окажется в приюте, если никто не пожелает его взять. И что я мог ответить? Пушистик и так уже проводил половину времени в Проклятой Квартире; неужели я позволил бы ему оказаться в заключении, а то и умереть только потому, что ему хотелось выцарапать мне глаза?

На следующий день я увидел, как Человек Чипа катит тележку с личными вещами мимо окна моей гостиной. Чип бежал следом, жалобно мяукая: что происходит куда ты увозишь мои вещи куда мы едем что происходит почему ты мне не отвечаешь? Этот двуногий мудак ни разу не замедлился, ни разу не оглянулся. Грузовой лифт закрылся за его спиной, и Чип остался один.

Ту ночь, как и все предыдущие, он провел у меня под кроватью. В кои-то веки он не рычал, не шипел, не издавал ни звука.

На следующий день он решил, что я – его лучший друг. Я зашел в кухню, а он запрыгнул на холодильник и начал тереться об меня с этим типичным для кошек-шлюх движением головы, которое Чип каким-то образом сделал своим. Я его покормил. Банан пожал плечами и потеснился, освобождая место для еще одной миски в доме.

В последующие годы Чип неустанно трудился, завоевывая титул Самого Дорогостоящего Кота Торонто. Не привыкший играть с другими, неожиданно ставший частью семейства с пятью кошками, он хронически и затратно мочился на целую череду ковров и полотенец. В ушах у него выросли гроздья гротескных, напоминающих черничины новообразований, полных кровавой дегтеподобной субстанции, которая заблокировала ушной канал и вызвала серию инфекций, сопровождавшихся запахом сыра. Мы удалили болячки. Они выросли снова. Мы отвезли его в секретную правительственную лабораторию на озере Скугог и потратили пару тысяч долларов, чтобы его уши очистили от опухолей лазером. Прозвали его Чудоухим, когда он вернулся с идеально розовыми ушными раковинами вместо всей этой гнили. Застонали, когда она возвратилась шестью месяцами позже.

Несколько лет назад, когда он вдруг отказался есть, мы просадили три тысячи на исследование вздутия у него в животе, которое, по словам врача, напоминало рак. (Это оказались газы.) Еще у Чипа была хроническая тахикардия, обернувшаяся пожизненным приемом дорогих синих таблеточек, называющихся «Атенолол».

Он верещал, точно баньши, в три ночи. Поначалу он делал это в ответ на (следует признать, неоправданные) нападения БОПа[73] – однако, после нескольких случаев, когда мы отреагировали, навалившись на БОПа кучей в отместку за Чипа, он сообразил, как этим пользоваться: Чип заходил в ту комнату, где БОП занимался своими делами, испускал вопль, способный разбудить мертвеца, и сидел, дожидаясь, когда БОПу влетит. (Гораздо страшнее было, если эти двое дрались по-настоящему: они боролись в полной тишине, без воя и шипения – просто шар из зубов, когтей и разлетающейся шерсти, катящийся по лестнице, поглощенный схваткой.)

Он был ласковым, хотя и пытался это скрывать. У него отлично получалось быть недотрогой днем (минус традиционные бодания у холодильника за обедом). Но поздно вечером – когда выключался свет – он медленно забирался на кровать, крался по матрасу к изголовью и растягивался на голове у того, кто оказывался ближе. Иногда нас будило мурлыканье; иногда мы просыпались оттого, что задыхаемся, а наши рты забиты шерстью. В любом случае мы вели себя тихо, чтобы его не спугнуть, но на самом деле в этом не было нужды. Как только Чип переключался в Режим Шляпы, требовалось землетрясение, чтобы его прогнать.

А кто смог бы забыть тот случай, когда он выхватил контактную линзу у меня из глаза одним движением когтя?

Мы давно уже знали, что ему осталось недолго. Во время одного из бесчисленных опустошающих семейный бюджет путешествий к ветеринару тесты обнаружили одновременно ВИК и кошачью лейкемию; тогда врач сказал нам готовиться к его смерти в течение нескольких дней. Но это было в две тысячи одиннадцатом, и с тех пор Чип выдерживал любые испытания, которые подкидывал ему собственный рехнувшийся организм. Мы и забыли, насколько он смертен. Даже в последнюю пару недель, когда он перестал есть и начал терять вес – когда он воротил нос от корма Wellness, и от тунцовых хлопьев, и от гипоаллергенной еды, за одну банку которой просят ВНП латиноамериканской страны, – я был не слишком обеспокоен. «Опять он за свое, – думал я. – Очередная ложная тревога для привлечения внимания. Мы залезем в накопления, отложенные булочкам на колледж, заплатим еще несколько тысяч и откупимся от этого, как откупались всегда. Дурацкий кот». В конце концов, до этого он всегда выкарабкивался, всегда побеждал судьбу; а еще впервые за все это время у него стало лучше с ушами.