Это злая разумная опухоль

Я видел, что на сайте io9 мой приятель Дэйв Уильямс назвал слизь Создателей «ускорителем ДНК».[72] Понятия не имею, что это такое: возможно, продукт «дарвинизма». Я бы скорее предположил, что она попросту приобретает любые взятые с потолка свойства, которые в данный момент требуются сюжету, вот только сюжета у «Прометея» вроде как и нет. Все эти итерации, кажется, не складываются ни в какую внятную биологическую модель; все эти случаи, кажется, сюжетно не связаны друг с другом. Как будто какой-то ленивый Мастер Подземелий пришел на игру в Dungeons & Dragons, не спланировав никакой кампании, и просто начал кидаться в игроков всем, что пришло ему в голову, надеясь, что они не заметят.

Конечно, те, кто защищает фильм, делают это не из-за научной основы. Он вообще не о науке, говорят они, он о Больших Вопросах. (Мне интересно, как такие люди отреагировали бы, если бы продюсеры «Хозяина морей», следуя той же логике, решили, поскольку основа истории – человеческие отношения, просто отправить Рассела Кроу и Пола Беттани в тропики, плескаться в надувных нарукавниках, не вспоминая обо всей этой моряцкой чепухони девятнадцатого века?) Я признаю, что это утверждение верно наполовину; я признаю, что «Прометей» – это фильм, не слишком заинтересованный в науке. Я, однако, не соглашусь, что это фильм о Больших Вопросах: тогда бы он относился к области философии, а в сценарии и близко нет необходимой для нее глубины. Философия не просто швыряет в стену кучу допущений и оставляет их висеть там, словно переваренные спагетти. Она не просто поднимает вопросы, она размышляет над ними. Она ищет ответы. А «Прометей» берет свои допущения и упихивает их в печеньку с предсказанием стоимостью в сто миллионов долларов.

Что делает его не научным или философским, а религиозным произведением. Может, он и проговаривает Большие Вопросы, но ответы, которые дает, совершенно бестолковы. А все остальное вам приходится принимать на веру.

Сложности материнства (журнал Nowa Fantastyka, ноябрь 2011 года)

Сколько раз вам доводилось слышать, как новоиспеченные родители, чьи глаза блестят от горячки счастья (а может, просто от недосыпа), утверждают следующее: «Вы не поймете, что такое любовь, пока не увидите впервые своего ребенка»? Как часто некоторые из вас встречались со старыми университетскими приятелями, повзрослевшими и размножившимися, и обнаруживали, что рты, прежде спорившие о гиперпространстве и кислотных дождях, теперь не могут, кажется, открыться так, чтобы не свернуть на тему воспитания детей? Как много вам доводилось видеть рекламных роликов, которые продают радиальные шины со стальным кордом, сажая на них младенцев? Как часто рациональные обсуждения полностью сходили с рельсов, стоило кому-то воскликнуть «Пожалуйста, подумайте о детях!»? (Я заметил, что океанариумы особенно любят использовать эту последнюю стратегию, когда кто-нибудь предлагает позакрывать их экспозиции с пленными китами.)

Вам, конечно, все это знакомо. Вы знаете, какие проводка и мотивация за этим стоят: гены создали нас такими, чтобы защищать поток информации. Единственная цель нашего существования – в том, чтобы воспроизводить эту информацию и переносить ее в будущее. Это мотив, древний как сама жизнь. Но вот в чем штука: сношение и размножение – не те свойства, за которые мы предпочитаем себя превозносить. Это не отпрыски, а душа превращает нас в образ и подобие Бога. От диких животных нас отличает наш разум, наш интеллект. Вот, настаиваем мы, что делает нас по-настоящему людьми.

Из чего следует логичный вывод, что родители – в меньшей степени люди, чем все остальные.

Подождите, сейчас объясню. Да, всеми нами движут импульсы ствола головного мозга. Мы все ненадежны: никто из нас не эталон интеллекта или рациональности. Однако некоторые из нас равнее других. Есть целый набор поведенческих подпрограмм, которые не запускаются, пока мы не ощенимся, целая серия спящих алгоритмов, врубающихся в тот судьбоносный момент, когда мы впервые заглядываем в глаза своему ребенку, слышим в ушах завывание средневосточных дилановских риффов и понимаем – твою же мать, да мы сайлоны.

В это мгновение все и меняется. Наши дети становятся самым важным на свете, центром нашего существования. Мы убережем своих, позволив умереть десятку других, если до этого дойдет. Рациональная правда – что мы вдобавок к популяции в семь миллиардов выдавили на свет еще одно большое млекопитающее, которое, скорее всего, не будет делать ничего, кроме как играть в видеоигры, смотреть «Фабрику звезд» и жить не по средствам, пока не обвалится потолок, – нами попросту не воспринимается. Мы смотрим в эти ясные и жадные глазки и видим спортсмена мирового класса, лауреата Нобелевки или следующего лидера псевдодемократии, дарованной нам корпорациями Diebold и Halliburton.