Так что мы отвезли его к ветеринару, где обнаружилось, что третье веко у Чипа мертвенно-бледное. И неожиданно я заметил, что и нос его – обычно ярко-розовый – тоже побелел. А потом пришли результаты анализа крови – красных кровяных телец у него оказалось раз в восемь меньше, чем нужно.
Он задыхался, задыхался на клеточном уровне. Частота дыхания у него уже повысилась, пытаясь это компенсировать – как будто ускоренное дыхание может что-то изменить, когда внутри осталось так мало пигмента, чтобы улавливать O2
, с какой бы скоростью тот ни поступал. Костный мозг Чипа умер, и кости сделались полыми, как у птицы, пока мы были заняты тем, что не обращали на это внимания.Дни, сказал врач. И смерть не будет легкой, она будет ужасной. Он умрет медленно, задыхаясь. Ощущение утопания, которое не прекращается, сколько бы воздуха ты ни набирал в легкие.
Поэтому вчера мы избавили его от этого. Смерть была не такой мирной, как нам обещали. Снотворное оказало совершенно противоположный эффект, напугало его и разбудило. Какое-то время я сдерживал его судорожные метания, а потом отпустил, пошел за ним следом, пока он стонал и тащился по комнате в маленький темный закуток туалета, который мог хотя бы предоставить ему уют замкнутого пространства. Там я обнял его, и мы сидели вместе, в темноте, пока не приехал ветеринар с дозой какого-то нового лекарства, которое, господи, пожалуйста, не должно было обосраться так же, как предыдущее. Глаза Чипа были ясными до того самого момента, как закрылись. Мы похоронили его в саду за домом, неподалеку от Банана, завернутым в мою последнюю футболку с Jethro Tull («Rock Island»: не лучший их альбом, но отличная картинка на обложке). Вместе с ним мы погребли бутылочку спрея от пятен кошачьей мочи, который нам больше не потребуется.
Энтропия победила снова, и теперь Вселенная стала чуть менее сложной, стала чуть беднее. В мире миллиард других котов и ежедневно рождаются новые тысячи. Хорошо, что все умирает – я постоянно это себе повторяю – иначе бессмертие лишило бы надежды всех тех других созданий, которые ищут себе прибежище, только чтобы узнать, что все номера в гостинице заняты. Но есть так много степеней свободы, даже в такой маленькой мохнатой головке. Так много различных способов, которыми могут соединиться синапсы, так много необычных проявлений этого уникального соединения. Есть миллион других пушистиков, миллион других ясноглазых мохнатых пятнистых белых котов, но другого
Прощай, глупый, проблемный, затратный кот. Ты стоил каждого пенни – и гораздо большего.
Камера ужасов
(Журнал Nowa Fantastyka, ноябрь 2016 года)
Быть может, вы знаете, что, задолго до того, как стать писателем, я был биологом. Но, возможно, не знаете, насколько глубоко уходят эти корни: куда дальше того момента, когда я ступил на землю университетского кампуса. В самое детство.
Тогда я очень плохо разбирался в биологии. Попросту
Намерения мои всегда были благородны. Я люблю других созданий почти так же сильно, как ненавижу людей; главная ирония моей жизни в том, что я плохой биолог: во мне слишком много сострадания, и я не могу заставить себя проводить эксперименты над меньшими братьями с безжалостной отстраненностью, которой требует Наука.
Но я не просто люблю жизнь; я хочу знать, как она
На самом деле это проще, чем звучит. Вставьте соломинку (А) в крышку стеклянной банки. Положите внутрь поглотитель CO2
(B). (Я использовал средство для чистки труб Drano.) Посадите туда животное, закройте крышкой и – вот что самое классное –Круто, да?[74]
Только один важный момент: Drano едкий, так что его нужно держать отдельно от животного. Я надежно укрыл его под пластиковой решеткой (D), служившей камере полом. Отличный способ. Потенциальный риск возникает лишь тогда, когда ты потом достаешь животное, выдвигая решетку из банки как маленький ящичек.
Особенно если животное прыгучее. Жаба, например.