ПАМЯТЬ СЕРДЦА
Семён ШЕНКМАН
Я, как и многие мои товарищи по «Блокадному братству», не только разделил с Ленинградом его блокадную судьбу, но и родился в Ленинграде.
Это наш родной город.
И мы гордимся тем, что он, как и любой из великих городов мира, но самый юный из них, знаком каждому умеющему читать человеку задолго до счастливой возможности повстречаться с Ленинградом лично. Потому что:
Прошло всего сто лет после дерзкого подвига Петра I, прорубившего «окно в Европу» в устье Невы, в этом «приюте убогого чухонца» —
И каждый из нас и сегодня с гордостью говорит вслед за Пушкиным:
Это Пушкин как бы дал городу напутствие:
Психологи говорят, что сюжеты нашей жизни заложены в нашем детстве. И то, что нас когда-то потрясло, оно так с нами и идет...
Мне исполнилось четыре года через 18 дней после начала Великой Отечественной войны. У меня был братишка, младше меня на два года, и родители: отец 34 лет, работавший механиком на фабрике, и молодая мама 27 лет, бывшая учительница, а после рождения брата — домохозяйка.
От детства у каждого человека остаются в памяти только выборочные, самые яркие впечатления. Именно их хранит память сердца всю жизнь.
У меня эти яркие впечатления детства связаны с блокадой.
Из доблокадных дней память хранит только одну картинку: по улицам Ленинграда люди носили огромные аэростаты воздушного заграждения, которые называли «колбасы». И я очень удивлялся, что такие большие «штуки» несло всего несколько человек.
Отец пояснил мне, что эти несколько человек их не несут, а наоборот, удерживают, чтобы они не улетели. И аэростаты эти должны будут преградить или затруднить доступ к ленинградскому небу немецким самолётам, если до этого дойдёт дело.
И до этого дошло.
8 сентября город был заполнен гулом немецких бомбардировщиков, взрывами бомб, а потом Ленинград заволокло дымом, чёрным, зловещим. Взрослые сказали, что это горят Бадаевские продовольственные склады. Мама наведалась на эти сгоревшие склады через несколько дней после бомбежки и привезла (как и другие соседские женщины) оттуда землю, пропитанную сгоревшим сахаром. Эту землю заливали водой, хорошо размешивали, через день грязь оседала, а вода была сладкой...
В эти дни, после бомбежки складов, в Ленинграде выпал «крупный снег» — немцы щедро посыпали город листовками. Отец, вернувшись с дежурства, прочитал. Они были лаконичны, эти послания с неба. На одной большими чёрными буквами вежливо было написано: «Сегодня будем вас бомбить, а завтра — хоронить».
Вторая листовка была о еде: «Ленинградцы пока едят бобы, скоро они будут есть гробы. Сдавайтесь!».
... «Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!»
Эти слова будто падали на головы людей тяжёлыми камнями, и люди, кто мог, начинали быстрее идти, бежать, тем кто не мог, — помогали. Выли сирены и их звук ввинчивался в душу. Улицы пустели. Вслед за сигналом начинали чихать зенитки.
Мама не боялась бомбёжек.