Этот счастливый токсичный мир

Когда я вышел из кабинета начальника, мой разум походил на медузу. Бесформенный и мутный, он пульсировал единственной мыслью: «Я убил человека». От нее, как от щупалец, по всем конечностям расходился ток, и я шагал, то и дело замирая, словно меня били по ногам электропалкой.

Я выглянул в окно, за которым виднелась эстакада, и вспомнил слова Тю-тю о расписных вагонах «Последнего пути». Теперь я знал, что в них перевозят не только образцы и лекарства. В них перевозят трупы.

Глава 13 Ал-рэй. Побочный эффект

Отделенный мир,

Аморанов архипелаг, о-в Новый век,

15 кления 1025 г. эры гедонизма

Когда мы добрались до Промышленного, мой вид из окна перекрыл состав «Последнего пути», и пару минут я глазел на глухую стену из цветочных узоров. Потом наш маглев набрал скорость, и пестрые рисунки замелькали, не давая шанса ухватиться за них взглядом.

Как только мы отъехали, я увидел, что параллельно катафалку стоит точно такой же «близнец», относящийся уже к островной подвесной дороге. Между вагонами, на высоте десятка метров, проходили мостики с конвейерными лентами, которые двигались навстречу друг другу. Работники в ярко-красной форме занимались тем, что выносили из только что прибывшего поезда белые ящики с телами и ставили их на ленты, а люди напротив отправляли им мешки с удобрениями. Так поезда обменивались содержимым: трупам предстояло отправиться на завод, а компосту – на материк.

От этой картины меня пробрала дрожь, но я решил, что всему виной откат после снятия маски. Хотя Болтушка старательно подчистила ментальные заусенцы, голова болела уже пару часов – редкое для меня явление. В последний раз такое было, когда Эйна перемудрила с внушением. Даже у королевы гипноза случались неудачные сеансы. Она много ворчала в день корректировки, уговаривала меня остаться, давила аргументами, но я не мог ждать. Я должен был присмотреть за дедом, если не хотел в ближайшее время поставить на подоконник рядом с ба горшок с карликовым кедром.

Я в глаза не видел Максия, он никогда не навещал меня, отказался от ба и мамы и даже не попытался нас найти, прибыв в столицу, но я все равно не мог оставить его на Аморановых островах одного, потому что знал: там частенько умирают вовсе не из-за плохой экологии. В этом месте работала другая система, и люди, поддавшись ей, открывали свои самые темные стороны. В наших кругах у этого феномена было кодовое название – «Черный колодец». Дрянная яма, куда стекались отбросы общества и где работали такие же отбросы, за исключением того, что удольмеры у них имелись, а судимости не были зафиксированы.

На этот архипелаг ехали добровольно только самые отчаянные и отчаявшиеся, поэтому на многое там закрывали глаза. И я знал, что часть аморальцев не возвращались домой вовсе не потому, что решили переехать после отработок в другое место, где никто не знал их позорного прошлого. А потому что погибли от «несчастного случая» где-нибудь на заводе, «случайно» упав с балкона или ударившись виском о трубу. Как правило, в таких случаях родственникам присылали пакеты с удобрениями через пару лет. Причем, с чужими. Так что я даже не знал, на самом ли деле в моем горшке с гибискусом находится ба. Но старался думать, что ее тело действительно не выдержало от старости. Ведь она сама говорила мне, что позволит себя поймать, только когда поймет, что пришла ее пора стать деревом.

Несмотря на работу, я старался не думать о проблемах Аморановых островов. Так было проще. Я просто забрасывал грязь в мусоропровод и не хотел знать, что с ней происходит потом. Я никогда не был святым энтузиастом, готовым нырнуть в адское пекло с головой и навести там порядок. Все равно не получится. Система слишком сильна. А жертвовать здоровьем и временем – удел идиотов. Я был молод, счастлив и жил в Десятом районе. А полицейским работал чисто ради развлечения и чтобы не скатиться на кривую дорожку, к которой меня волей-неволей толкало сходство с ба.

Болтушка сказала, что у меня «Синдром хорошего мальчика». «Хороший мальчик» делает все ради того, чтобы родители за него не беспокоились. Он ходит в отглаженных рубашках, играет в чаепитие с дочками маминых подруг, не таскает котов за хвосты, не затевает драк, заботится о семье. Всегда. И именно он сдерживает мою вторую сущность – «Сорвиголову». «Сорвиголова» – плохиш, раздолбай, эгоист и адреналиновый маньяк. Этим все сказано. Если спросить меня, какая из двух личностей мне ближе, я не отвечу. Мне нравится быть хорошим сыном и писать юморные рассказы, хотя, по правде говоря, я начал это делать ради «заметания следов». И мне нравится работа в тайной полиции, когда моя жизнь то и дело висит на осеннем листке, готовом упасть от легчайшего дуновения.