– Ты не должна была убегать вот так.
– Мама.
– Скажи спасибо, что первой проснулась я, а не твой отец. Ты представляешь его реакцию, если бы он заглянул к тебе в комнату, а там пустая постель?
– Мам, я…
– Дома поговорим.
Голд подошёл к нам, пожал маме руку.
– Здравствуй, Элена.
– Роберт. Спасибо, что позвонил.
Я не поверила своим ушам:
– Вы позвонили моей маме? Когда? Зачем?
– Пока делал кофе. А на второй вопрос ты узнаешь ответ, когда у тебя будут собственные дети. А теперь поезжай домой.
Я думала, мы поедем сразу домой, но мама повернула к пляжу. Заглушив мотор, вышла из машины. Я помедлила, не зная, как мне поступить, но потом последовала за ней.
Не доходя до кромки прибоя, Элена остановилась, и обхватив себя руками, стала смотреть куда-то вдаль. У неё было такое лицо, как будто она блуждает далеко-далеко: в иных временах, в иных местах. В иной жизни. Мне стало не по себе, и я прижалась к её спине. Для меня она всегда была только мамой, заботливой, спокойной, скучной, иногда излишне строгой или надоедливой, но это же была мама! Она не должна была быть другой! Все матери такие, они просто есть у нас, и мы не думаем о том, что иногда они могут смотреть на море чужим взглядом и вспоминать дни, когда нас у них не было.
– Когда мне было 9, мы пошли на ярмарку. Довольно-таки простенькую, со стандартным набором развлечений, но в те годы всё выглядело ярче. Больше всего меня тянуло в шатёр гадалки, а мама была категорически против, но я упросила папу дать мне монетку – папа никогда не мог мне отказать. Жозефин, твоя бабушка, была сердита, но меня одну не пустила, зашла вместе. Внутри шатра воняло брезентом, дешёвым виски и застарелым потом, сама гадалка была толстая и неопрятная, завёрнутая в какую-то облезлую ткань со звёздами. Она посмотрела на нас и визгливо, неприятно захихикала. «Вот и свиделись, милая, от судьбы не уйдёшь, в какую бы сторону ты ни побежал – а она уже ждёт тебя, правда, Жужу?» Мама нехорошо побледнела и резко дёрнула меня за руку, чтобы уйти, да я и сама уже жалела, что пришла, но ведьма вдруг надвинулась на нас. «Констанс, не надо, она совсем ребёнок, не надо ей знать, хватит того, что я с этим живу каждое мгновение» – взмолилась моя мама. Гадалка внезапно мягко улыбнулась и посмотрела на маму с печалью и нежностью: «Ты ослеплена и поэтому не видишь. У девочки есть дорога» и повернувшись ко мне, сказала. «Запомни, дитя, ты будешь жить возле трёх морей, но только возле третьего останешься. И у тебя будет три тяжёлых потери, но только третья вернётся».
Элена замолчала, оборвав рассказ на полуслове. Я слушала затаив дыхание. Мама не любила вспоминать о прошлом и никогда ничего не рассказывала ни о своём детстве, ни о жизни в Японии – только настоящее имеет значение, всегда говорила она.
– Мам? Что было дальше? Всё сбылось?
Элена закрыла глаза.
– Да, Ева. Всё сбылось. Это море, возле которого я живу, и ты – моя вернувшаяся пропажа. Когда ты убежала, тогда…когда мы не знали, что с тобой…когда все думали все, что можно только подумать…Я держалась за эти слова и твердила себе: она найдётся, найдётся.
Столько всего было в её голосе, что я не могла ещё полностью понять, но даже отголоски этих сдерживаемых чувств накрыли меня чувством вины:
– Мам, прости, прости меня, что я ушла без предупреждения. Я больше никогда не заставлю тебя страдать!
Элена усмехнулась и развернувшись, снова превратилась в ту маму, которую я знала. Она обняла меня, поцеловала в лоб.
– Конечно, заставишь. В этом вся соль. Дети всегда делают именно то, чего больше всего боятся родители. Но мы справимся. А теперь поехали-ка домой и поскорей – ты вся горишь.