Евангелие Достоевского

Святитель Тихон Задонский жил в XVIII веке. Он сделал обычную по тем временам церковную «карьеру», был епископом Воронежским, но в возрасте 50 с небольшим лет ушел на покой и остаток жизни провел в монастыре. Он жил в скромной аскетической обстановке, отличался глубоким смирением и всепрощением, несмотря на природную эмоциональность и вспыльчивость. В народе он прослыл старцем, к нему ездили за советом, многих он принимал и наставлял.

Недолгое время Тихон был игуменом Тверского Жёлтикова монастыря, который стал прототипом Спасо-Евфимиевского Богородицкого монастыря, упоминаемого в романе «Бесы». Сюда к Тихону приходит Ставрогин для своеобразной «исповеди». Ставрогин совершил ужасное преступление – растлил и довел до самоубийства несовершеннолетнюю Матрешу.

Святитель Тихон Задонский. XVIII в.

(Не доведя главу до состояния чистовика, автор не определился до конца с ее возрастом: сначала Ставрогин говорит, что она была «думаю, лет четырнадцати», а позже упоминает о «жалком отчаянии беспомощного десятилетнего существа с несложившимся рассудком».)

С этим преступлением Ставрогин живет, оно его тяготит. И вот он решается принести покаяние перед всем миром, опубликовав эту жуткую историю, а заодно написав и о других совершённых преступлениях («С одной женщиной я поступил хуже, и она оттого умерла. Я лишил жизни на дуэли двух невинных передо мною… На мне есть одно отравление – намеренное и удавшееся и никому не известное»). Перед публикацией он приходит к Тихону, чтобы показать ему отпечатанный текст. Но это не настоящая исповедь. Гордыня не позволяет Ставрогину принести подлинное покаяние, оплакать свой грех. Он не готов скинуть с себя маску цинизма и даже из своего покаяния хочет сделать перформанс.

Тверь. Вид на Жёлтиков монастырь. Фотография нач. ХХ в.

Между ним и Тихоном завязывается странный разговор. Ставрогин жалуется на галлюцинации: по ночам «он видит иногда или чувствует подле себя какое-то злобное существо, насмешливое и “разумное”, “в разных лицах и в разных характерах, но оно одно и то же”». Тихон подтверждает догадку Ставрогина: ему является бес. «А можно ль веровать в беса, не веруя совсем в Бога?» – говорит Ставрогин со смехом. «О, очень можно, сплошь и рядом», – говорит Тихон с улыбкой. «И уверен, что такую веру вы находите все-таки почтеннее, чем полное безверие»: Ставрогин уже хохочет. А Тихон только тихо улыбается: «Напротив, полный атеизм почтеннее светского равнодушия… Совершенный атеист стоит на предпоследней верхней ступени до совершеннейшей веры (там перешагнет ли ее, нет ли), а равнодушный никакой веры не имеет, кроме дурного страха».

По просьбе Ставрогина Тихон читает отрывок из Апокалипсиса: «И ангелу Лаодикийской церкви напиши: сие глаголет Аминь, свидетель верный и истинный, начало создания Божия: знаю твои дела; ни холоден, ни горяч; о если б ты был холоден или горяч! Но поелику ты тепл, а не горяч и не холоден, то изблюю тебя из уст Моих. Ибо ты говоришь: я богат, разбогател, и ни в чем не имею нужды; а не знаешь, что ты жалок, и беден, и нищ, и слеп, и наг» (Откр. 3:14–17). Теплохладность всегда отталкивала Достоевского. Он считал, что лучше уж быть атеистом, но богоискателем, чем равнодушным верующим. И мысль эту вкладывает в уста Тихона.

Тихон внимательно и долго читает «исповедь» Ставрогина, потом говорит: «Меня ужаснула великая праздная сила, ушедшая нарочито в мерзость». Но всенародное покаяние, задуманное Ставрогиным, представляется Тихону «смешным», а совершённое им преступление он называет «некрасивым»: «В преступлениях, каковы бы они ни были, чем более крови, чем более ужаса, тем они внушительнее, так сказать, картиннее; но есть преступления стыдные, позорные, мимо всякого ужаса, так сказать, даже слишком уж не изящные».

У Тихона. Иллюстрация к изданию романа 1935 г.

Тихон призывает Ставрогина к подлинному, христианскому покаянию и обещает ему: «Вам за неверие Бог простит, ибо Духа Святого чтите, не зная Его». Ставрогин не верит: «Христос ведь не простит… ведь сказано в книге: “Если соблазните единого от малых сих” – помните? По Евангелию, больше преступления нет и не может быть. Вот в этой книге!» И он указывает на Евангелие. Но Тихон говорит с умилением: «Я вам радостную весть за сие скажу, и Христос простит, если только достигнете того, что простите сами себе… Он простит за намерение и страдание ваше великое… ибо нет ни слов, ни мысли в языке человеческом для выражения всех путей и поводов Агнца… Кто обнимет Его, Необъятного, кто поймет Всего, Бесконечного!»