Евангелие от Джексона

— Ты мне кажешься несколько нетипичным мужчиной.

Ее лицо было совсем близко.

— Отчего же? — удивился Лодин.

— Мы проводим с тобой уже столько времени, а ты даже не сделал попытку меня поцеловать.

С него словно враз спало какое-то оцепенение. Он потянулся к ней, но Альбина упредила его непроизвольный порыв.

— Ну вот тебе и здрассьте, — проговорила она улыбнувшись. — Это не призыв к действию, это…

Но она не успела закончить фразу, Лодин продолжительным поцелуем запечатал ее уста. Остановиться было уже невозможно. Он страстно целовал ее шею, ушки, обнаженные руки и чувствовал, как слабеет ее тело. Она сидела, запрокинув голову и закрыв глаза, едва заметно дрожа от его прикосновений.

— Еще… еще… — доносился до него ее сдавленный шепот.

Этот шепот доводил его до исступления. Ему нравилась эта красивая эффектная женщина с мягкими кошачьими манерами. Она влекла, завораживала, распаляла воображение, вызывала горячую волну неодолимого желания. Еще позавчера из телефонного разговора с Мишкой он знал только ее имя; имя, которое ровным счетом ему ни о чем не говорило, а вот сегодня, сейчас, оно материализовалось в конкретный образ, волнующую реальность. Он абсолютно не думал о том, что будет дальше, лишь подспудно ощущал потребность, чтобы эта женщина всегда была рядом с ним, не исчезала из его жизни.

Вдруг Альбина, будто очнувшись от забвения, резко отстранилась от него. Долго и пристально смотрела в упор широко открытыми глазами.

— Ты слишком нетерпелив, остынь.

Она не отводила своего изучающего взгляда.

— Ради бога, пойми: я не из тех женщин, которых выбирают, — выбираю я. Я и не из тех, которых бросают, скорее наоборот. Буду откровенна — ты мне нравишься, и это плохо.

— Почему?

— Чувства — это сложности, а их и так в жизни хватает. Такие времена… Мы с тобой в чем-то похожи. Родственные души… И печали у нас одни. Конечно, это догадка, интуиция, но она меня редко подводит. Как мужчину, я тебя понимаю. Знаю, если мужчину чересчур дразнить, он становится жестким и грубым, либо неискренним, приторно лживым. А я ни то, ни другое не терплю. Поэтому…

Она сделала неуловимое движение, и платье соскользнуло с ее плеч, обнажив небольшую грудь.

— Ну, целуй меня, целуй, — выдохнула она, зажмурив глаза и слегка приоткрыв губы. — Возможно, Коленька, у нас с тобой будет все, а сейчас… сейчас я не могу дать тебе больше, чем могу.

Он приник к ее обворожительному телу, покрывая его бесконечными поцелуями. Она с силой прижала к себе его голову, запустив ладони в густую шевелюру. Пальцы ее мелко дрожали. Время, казалось, потеряло свое измерение.

Послышался стук бамбуковых штор и отворилась дверь. Кто-то спускался к ним в «келью».

«Ну, вот, — разочарованно подумал Лодин, — как в плохом кино: на самом интересном месте пленка обрывается».

— Вот вы куда, разбойники, запропастились, — послышался Мишкин басок. — А ну за стол, а то коллектив разваливается.

— Миш, испарись, а? — махнула рукой Альбина, поправляя платье. — Не пожар. Между прочим, твой друг классно целуется, а это такая редкость.

Освобождаясь из объятий Николая, она крикнула вслед «испаряющемуся» Мишке:

— И все же мы идем!

Уже возвращаясь к столу, Альбина негромко шепнула:

— Не огорчайся, лапка, я думаю, ты здесь не в последний раз, ты еще будешь приезжать в Москву и тогда… Словом, я этого хочу!

Лодин понимающе улыбнулся и, целуя на ходу витой локон у мочки уха, произнес с нежностью:

— Альбиночка, ты просто прелесть!

В седьмом часу утра, когда все зверски устали и буквально валились с ног, гости начали постепенно расходиться. Лодин тоже чувствовал себя разбитым: давило виски и неумолимо клонило ко сну. Мишка с женой прикорнули на диване, Альбина пошла приготовить кофе, а он, тупо уставясь на свою рюмку, слушал бесконечную болтовню неугомонной Фанечки, которая рассказывала про какой-то новомодный тип джинсов. Ему хотелось выть и, чтобы остановить ее словесный водопад, он спросил:

— А где ты оставила своего друга?

— А-а, — поморщилась Фанечка. — Он нажрался и мы поссорились.

— Если человеку плохо, нужно ему помочь, а не ссориться с ним, — наставительно заметил Лодин.

Он встал и отправился на кухню, оставаться наедине с Фанечкой было невмоготу. Там Альбины не оказалось, и он подумал, что хозяйка находится в «келье», однако застал там только Вовочку Галаншина. Тот застыл в кресле с закрытыми глазами и был бледен, как труп. Рядом играл магнитофон. Неистовый, напористый Высоцкий на предельном голосовом надрыве повествовал о смерти истребителя «Яка» в тринадцати заходах. Вовочка не шевелился, и лишь желваки упруго играли на его лице. Вдруг он открыл глаза и мутным взором уставился на Николая.

— Вы… выпить хошь?

Он был чудовищно пьян и держался из последних сил.

— Ну, налей, — согласился Лодин, хотя пить ему совсем не хотелось.

— На… наливаю, — кивнул тот и, достав из-под журнального столика бутылку, с превеликим трудом наплескал водки в емкости.

Выпили молча. Вовочка откуда-то с пола поднял надкушенную сосиску, повертел ее в руках, поднес ко рту, но передумал и бросил на стол.