Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

— Господи! Дженкинс! Седые кудри, борода! Да — славная личность!

— И... — Митя с волнением смотрел на меня.

— Господи!.. Гуня!.. Да — Шекспир нынче мелкий пошел!

Митя перевернул страницу.

— А что это за фараон?

— Рамзес Второй. И...

— Ужас! Что же, совсем простых среди нас совсем, что ли, нет?

— Да... маловато, — вздохнул Митя и перевернул страницу.

— А это?! — Такого ужаса, как этот портрет, предыдущие не внушали мне...

— Александр Македонский. И это же лицо — у его предшественников... и продолжателей!

— Он — Александр Македонский?!!

Митя вздохнул. И следующая страница убила меня еще сильней. Я горестно поглядывала то на лист, то на Митю.

— Да... Устроился!! — проговорила я.

— Да, ничего... спокойно! — забормотал Митя. — Это не Иисус тут изображен!

— Ты, что ли?

— Да нет, куда мне! Это — предшественник. Не только мой, но даже и Христа. Бонифатий. В Древнем Риме, еще до христианства. Раб, благодаря своей красоте и уму ставший фаворитом Цезаря, любовником его жены. Однажды в богатстве и славе проходил через площадь, где казнили беглых рабов — отрубали им головы. И вдруг он пошел на плаху, сказал, что он тоже беглый раб, и потребовал своей великой властью, чтобы ему тоже отрубили голову. Что и было сделано! Это... куда уж мне!

— Да... заманчивая перспектива! — проговорила я.

— Да ладно... Чего раньше времени дергаться! — Митя торопливо перевернул страницу. Там была изображена роскошная резная рама, парик, жабо, букли — но овал лица был пуст. — Предположительно известен, — заговорил Митя, — как аббат Варт, но настоящее ли это имя? Навряд ли. Портретов не сохранилось... или не сохранено. Но он тоже рядом... Я чувствую это. Братья эти обладали секретом продления человеческой жизни до большого срока. Они могли восстановить каждого брата, умершего даже много лет назад. Вначале их было пятеро, умерших еще задолго до Рождества Христова. Именно они, воскреснув в нужный год, ведомые звездой Вифлеема, нашли Спасителя на руках матери и рассказали всем людям, кто это. Эти пятеро снова стали молодыми людьми через много сотен лет... Что-то теперь зачастили, — добавил Митя. — Конец света, что ли, грядет? Непонятно — я-то, безродный, тут при чем?

— Бывают случаи... когда и безродные... при чем! — сказала я.

«Ведь у меня тоже где-то бродит «близняшка»!» — вспомнила я с ужасом.

В кармане у меня заверещал телефончик. Господи — и здесь нашли! Впрочем, не надо преувеличивать: никто не знает, где «здесь», знают только — там же, где и телефончик!

— Слушаю! — проговорила я.

Знакомое сопение... Михалыч! И сюда залез! Словно смрадом каким-то повеяло из трубки! Для чего такие люди живут?

— Ты где? — пробулькал Михалыч в трубке.

— В гнезде! Тебе-то что? Дома!

Молчание. Дома, значит, уже проверяли! Все? Сомкнулся круг? Пытают Мальвинку?

— Ты... это... — Михалыч еще громче засопел. — Небось... серчаешь на нас... за Митю?

Это смотря за что.

— В морг, что ли, его увезла?

— Ну, положим.

— Напрасно. Лишние хлопоты. Мы схоронили бы его — все нормально!

Ах, вот что подразумевает он! Тогда совсем другой разговор.

— Ну не серчай. Хлопцы погорячились. Но я, сука буду, выясню кто! Митя мой друг!

Ну конечно. Особенно это заметно по слову «погорячились» — довольно слабый глагол.

— Мы все тут скорбим, — деловито проговорил Михалыч.

— Рано! — пробормотала я.

— Чего ты там шепчешь? — проворчал Михалыч.

— Да тут...

— С мужиком, что ли, новым? Ну, молодец! Я всегда тебя уважал! Ты не рассыплешься. Тогда к делу. Тут у нас заявочка одна... на зачистку твоей квартирки... от посторонних. Запарился, честно... И операторша куда-то умотала. Не могу тут вскрыть — заказчик под кодом... Скажи честно... это не ты? Тогда, с Божьей помощью, и закрываем дело — принимай заказ!

— Ладно... сам разбирайся... не могу об этом говорить сейчас. Понял?

— А... с мужиком сейчас барахтаешься? Ну, понял! Хорошего стоя твоему жеребцу!

Короткие гудочки.

— Вообще, хорошее пожелание. — Митя почесал в затылке. — Гляжу я на тебя... и восхищаюсь! И чувствую: ой, не по себе дерево рублю!

— Ой, по себе! — Я нежно его поцеловала.

— Чего там... душегубы-то эти? — добродушно поинтересовался Митя. — Скучают, что ли? Волнуются, что со мной?

— Да нет! Уже не волнуются! Уже уверены, что ты... — Я показала на раскладушке, за кого его принимают: откинув челюсть, пригасив глаза, раскинув ручки и ножки.

— Еще чего! — гордо воскликнул Митя.

— А ты забыл, в каком виде... ты вчера покинул дом? Аккурат в таком!

— Так... где это мы остановились? — стал искать Митя в книге. — Ах да! Вот. «Они умели становиться невидимыми и передвигаться по воздуху...» Не понимаю — на самолете, что ли? — дурачился он.

— Ну ты и туп! — Я улыбалась, глядя на него. Быстро развеселился!

— О... летят! — Митя поднял палец.

Как раз над нами сейчас, в светлой туче, полностью растворившей в себе солнце, тихо дребезжал самолетик.