Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

Веселенькая перспектива! Может быть, все же, как это ни противно, запустить Митю по зарубежным университетам читать лекции «О нашей победе»? Но он уже пробовал! Но, увы, не может врать! Когда Тихомирова забирали там в больницу, он горячо, даже страстно, рекомендовал на свое место Митю... но какое доверие внушает осторожным иностранцам рекомендация больного, а тем более — сумасшедшего?! Однако Митю все же пригласили — «страдалец за идею», невозможно отказать! И сперва Митя всем нравился, веселил всех, как только умел. Но долго в столь неестественной для него позе не продержался: сперва неправильно выступил перед секс-меньшинствами, потом повздорил со всемогущими феминистками — вернее, они с ним повздорили: поймали в автобусе на «сексуальном изнасиловании», как они называют короткий взгляд на любую женщину... Нет!

Но здесь-то что делать нам? Эти сволочи ничего уже не боятся: разграбили квартиру, а потом убьют и нас. Митя почему-то надеется исправить их. Тупица! Их даже могила не исправит!

Вдруг мы услышали тихую, но прекрасную музыку откуда-то сверху. В испуге мы подняли глаза. В пяти метрах над нами висел... вертолет? Дирижабль белого цвета? Ярко светился открытый люк, там был уютный свет, слышались веселые голоса, хохот... Мы тоже были так беззаботны когда-то. Окруженный мелкими лучиками сияния, в люке появился темный силуэт, высокий и стройный, такой знакомый! Тихомиров!

— Эй, ребята! — крикнул он. — Давайте сюда! Здесь хорошо!

Голос у него был легкий, озорной, как когда-то на темном пляже, где мы пили ночью вино.

— Он умер три дня назад, — шепнул мне Митя. — Спасибо, Рудик! Скоро увидимся! — весело крикнул он.

Стараясь больше не смотреть вверх, мы стали спускаться.

В мастерской оказалось тепло, даже жарко. Пришли какие-то гости... и я бы сказала — гостьи! Бедная Мальвиночка! Ну ничего! Дело молодое. У нее еще все впереди. Яша слегка удивился нашему появлению сверху — видимо, забыл.

— А! Ну давайте, выпьем! — проговорил он.

Все смешалось. Я лишь слышала в общем гвалте, как они с Митей заговорили о розенкрейцерах... Был ли Пушкин? А Суворов? Мелькали незнакомые пышные имена: Филалет... Роберт Флудд! «Ну, этот был лишь в теоретическом градусе», «а этот — в высоком, как минимум в тридцать первом». При этом они активно выпивали и вступили, похоже, уже в градус сороковой.

— А где-то фонд моего имени... дико трудится! — Митя захохотал.

Тут появились Яшины соплеменники с бубнами и гитарами, и все пошло колесом. Заверещал телефончик. Сиротка! И сюда пробилась!

— Алена Владиславовна? — неуверенно проговорила она, видимо изумленная столь забубенным весельем в день скорби.

— Да. Я слушаю! — под гитарные переборы проговорила я.

— Алена Владиславовна! Звонил человек. Из Казани. Он сказал, что он ваш брат.

— Да. Ну и что же?

Цыгане запели.

— Он говорит, что у него еще один брат.

— Прелестно!

— И что это они владельцы нашего самолета.

— Так. И что?

«Пей, чавалы!» — кричали цыгане.

Сиротка молчала — не в силах, видимо, справиться с изумлением. Оперетта «Веселая вдова»?

— Они сказали, что он им понадобится завтра! — справившись с изумлением, доложила Сиротка. — Они прилетают завтра!

— Во сколько?

— В девять утра.

— А мы во сколько вылетаем?

— В семь!

— Ну — вот и хорошо!

...Да, было такое дело с казанскими братьями — продала им самолетик... забыла рассказать!

Цыгане с гиком пустились в пляс. Сиротка безмолвствовала, пытаясь пронзить взглядом пространство и увидеть, в какой сказке я нахожусь.

— А нас... выпустят? — Она вдруг всхлипнула.

Совсем расклеилась.

— А ты, что ли, сомневаешься? — удивилась я.

Конечно, не выпустят.

Цыгане тут завели коронную: «К нам приехал наш любимый, Дмитрий Федорович да-ра-гой!» Если Сиротка расслышала здравицу, то, наверное, у нее волосы всюду стали дыбом: уж не на тот свет ли дозвонилась она?

— Ну... едем в Египет? — крикнула я Мите.

Цыгане упоминание Египта, древней своей родины, встретили радостным гвалтом.

— С теми-то? — крикнул Митя. — Ну, если я — единственный их шанс быть хорошими... Едем! — И он присосался к кубку.

— Ну, ты... «единственный шанс»... не напивайся! — сказала я Мите. — Завтра рано!

— А кто напивается? — удивился он.

В общем шуме и гвалте вдруг появился испуганный Роже, он вызвал нас с Митей на кухню (похоже, он все тут знал) и стал шептать, что мы отдаем магическую коллекцию розенкрейцеров из рук дьяволицы Мары прямо в руки Сатаны, — но он, Роже, может еще устроить, чтобы самолет наш посадили в Марселе, а коллекцию отправили в храм.

— Я с вами! — шепнула ему я.

Спали мы в эту ночь из-за обилия гостей, конечно, не так вольготно, как в предыдущую. Тогда мы занимали цельную тахту, а сейчас приладились на какой-то доске на ножках, типа гладильной, ухватив друг друга, как классические борцы. Тем не менее, Митя храпел вольготно. Заснула и я. Проснулась я резко: Митя с закрытыми глазами бормотал что-то на незнакомом языке. Так, находясь в ужасе, я снова заснула. Проснулась я снова резко оттого, что Митя тряс меня. Глаза его были широко открыты и смотрели на меня... Не признал?

— Слушай! — проговорил он.

— Слушаю.