Евангелие от Магдалины. Тетрада Фалло

Мы молча любовались картиной, грея щеки и лоб кротким осенним солнцем. Но рай этот продолжался недолго. Заверещал телефончик. Сиротка:

— Алена Владиславовна... мы тут... долго не могли вас найти!

Не там искали!

— Тут нам позвонил Атеф... Он уже знает, что Митя пожертвовал нам Марино наследство...

Сиротка вдруг всхлипнула. И ледяное сердце растаяло вдруг?

— Он говорит, что возьмет у нас этот дар... и очень хорошо нам заплатит из своего фонда «Осирис».

И теперь я вдруг почувствовала ледяной озноб... Снова те же руки?

— Так что Митя... вовремя подписал! — Она, похоже искренне, всхлипнула. — И также он приглашает... нашу делегацию... для церемонии как бы вручения... нашего... и его дара нам!

Это сена, что ли?

Сколько, интересно, Атеф положил за сундук тети Мары? Думаю, что много: ему без разницы! А я что ж здесь сижу?..

— Да вы не волнуйтесь, Алена Владиславовна! Занимайтесь своими делами! (?!) Я тут все уже устроила почти! Завтра вылетаем! Ну ценности, добровольно пожертвованные в фонд Варихова... Ну и мы... сопровождающая группа... правление фонда «Конек-горбунок». Как вы думаете... к нам будут придираться?

К вам — обязательно! К вам я и сама бы придралась.

— А кто... в этом правлении? — спросила я.

— Ну... директор. Ковальчук... В смысле — Михалыч.

Достойная кандидатура.

— Ну, Мальвина Ковальчук... дочка его. Фонд-то детский!

Мальвинка — дочь его? Выходит, и ему человеческое не чуждо?

— Ну, и ближайшие друзья... которые помогали ему... Гурий Феликсович...

Гуня.

— Ну, Март... Апоп... Кто был с Митей в трудную минуту. И Станислав Николаич согласился!

Да, широко у нас живут!

— Ну что ж... — сказала я. — Достойнейшие люди!

Сиротка вдруг всхлипнула.

— Алена Владиславовна! А вы считаете... что мы с Сергеем Ивановичем не были Митиными друзьями?

— Конечно! Как я могла забыть!.. Ну и какие проблемы?

— Мы послали Атефу факсом список... а он добавил туда... еще двоих!

— Ну и кого же, интересно?

— Вас... Вы разве можете?

— А почему бы и нет?

— Но ведь Митя...

— Когда вы вылетаете?

— Завтра... в семь тридцать утра.

— Буду. Еще кто?

— Еще... он Митю вписал... Живого! А где я его возьму?

Да, поторопились маленько.

— Что ж мне ему сказать? — захныкала Сиротка.

— Ничего не говори. Подтверди прибытие!

— Ну вы даете, Алена Владиславовна! — вдруг воскликнула она радостно. — Буду у вас учиться!

Только вот, боюсь, не тому.

Вообще, это редкий пример единения, как бы над телом Мити... а обычно мы с Сироткой общаемся так, что слушать противно. Всячески стараемся уесть друг друга, искренне в общем-то ненавидя. И будь Сиротка моей начальницей, она бы, конечно, мгновенно меня бы уволила, а я — не увольняю. Терплю. Понимая, что именно благодаря своим мерзким чертам характера она довольно успешно ведет дела. Она бы уволила такую подчиненную, а я — не увольняю. Поэтому у меня есть подчиненные, а у нее — нет. Почувствуйте разницу.

— Вы правильно решили... не вычеркивать Дмитрия Федоровича, — растроганно проговорила она. — Пусть он как бы... будет с нами!

«Как бы» — другое дело. Тут все полны чувств!

— Видишь, как все тебя любят! — закончив связь, сказала я Мите.

— Только свидетельства о смерти не хватает, для полного счастья, — вздохнул он.

— Ну... здесь будем сидеть... или едем? — спросила я.

— Ну, уж представить... как Гуня там будет рассказывать про меня, — выше моих загробных сил! А так... может быть, что-то и получится... хоть единственный шанс!

— Хочешь сказать... их единственный шанс — быть хорошими?

— Примерно да.

«Я пришел звать не праведников, а грешников к покаянию»!

Мы снова открыли книгу.

— О! «Апулей превратился в осла — и вернулся в человеческий облик, поедая священную розу, подаренную ему египетскими жрецами»! Ты — моя роза.

— А ты — мой...

Мы засмеялись.

— Вот интересно. — Я открыла книгу. — «Эмблема розенкрейцеров — роза, распятая на кресте. Крест — это символ фаллоса, а роза — символ йони...»

Мы с Митей зарделись, как Роза и Шиповник. Какая нескромная книжка!

— Гора, — читал Митя, — на которой стоит дом Розы и Креста, всегда в облаках...

Уже глухо — туман! — заверещал телефончик.

Роже! Неужто из Парижа пробился? Но — оказался здесь.

— Я сейчас... у вас в квартире! — кричал Роже. — Тут... все разгромлено... какие-то бандиты все выносят! Как вы могли бросить все это? Я сейчас буду у вас!

А он, интересно, зачем пришел туда, ни слова не говоря? А приехал зачем, не сказав ни слова? И как он, интересно, будет у нас, если мы не сказали ему адреса?

О господи! Куда же деться нам? И главное — что делать в этом мире с Митей? С моря шла тьма.

«Преданы будете также и родителями, и братьями, и родственниками, и друзьями, и некоторых из вас умертвят»!