Евангелие от обезьяны (СИ)

– А еще там есть диджей Азимут, который, как выясняется, придумывал свою музыку не сам, а с помощью трех обезьян-Разъемщиков, подсоединенных к его мозгу через некое подобие коммутатора. Все это происходило в рамках опытов спецслужб по усовершенствованию контроля над людьми – потому что с помощью музыки Азимута людям можно было внушить все, что угодно, и заставить их чуть ли не убивать родственников с улыбкой на устах. Азимут давал тонкую эмоцию, обезьяны – первородную животную силу. Как-то так. Но потом Азимут вошел во вкус, отбился от рук и его на десять лет посадили под замок, сделав вид, что убили. Ну а теперь он, стало быть, вырвался и притворился, что воскрес. Стал забивать стрелки старым друзьям, но онисты нашли его первыми и снова подсоединили к обезьянам.

Краешек рта Марата шевельнулся в бороде и пополз вверх – что было, бесспорно, ностальгической улыбкой.

– Узнаю стиль старины Бара. Надеюсь, вы не считаете, что это документальная повесть, – сказал он. – Собственно, вот и ответ на ваш вопрос по поводу Вероники.

– Не уверен, что понимаю вас. О чем вы?

– Вы в курсе, как работал мозг Бара? – ответил он вопросом на вопрос.

Я развел руками:

– Откуда мне знать?

– Хорошо… Дело в том, что, как ни странно, он функционировал вполне терпимо. В рамках конкретной ситуации и конкретного человека, разумеется. В случае Бара: соединял слова в строчки, а мысли в абзацы и законченные темы. Бар не был овощем в классическом понимании этого слова. Он мог сам себя обслужить, приготовить пищу, сходить в туалет…

– Странно. Его сестра утверждала, что не мог.

– Его сестре стоило бы хотя бы изредка навещать больных родственников, а не сжигать мосты из-за того, что ей не удосужились купить квартиру. Глядишь, сейчас и осталась бы с наследством. Та еще штучка, я вам скажу. Ну, по крайней мере, теперь жилплощадь перейдет в руки человека, который оставался верен до конца...

– Вы рассказывали, как работал его мозг, – перебил я, взглянув на часы.

– Да. Так вот. Бар был более-менее приспособлен к жизни – конечно, лишь по сравнению с другими овощами, но все же. Что его мозг со временем напрочь отказался делать – так это отделять реальность от снов, галлюцинаций и просто мыслей, которые возникают спонтанно и могут касаться чего угодно. Как бы объяснить… Обычный человек видит на улице красивую девушку, например, и может в мыслях представить ее голой. Но если то же самое сделает Бар, это уже не будет фантазией – для него это станет реальностью. То есть он на полном серьезе будет считать, что девушка идет по улице голая... то есть, считал бы. В прошедшем времени, – осекся Марат и кашлянул, прочищая горло.

Какой приятный недуг, абсолютно не к месту вдруг подумалось мне. В другой ситуации и в другое время я бы тоже не отказался от такой волшебной способности. Правда, действующей только в отношении девушек. Чудесному превращению проходящего мимо гота в графа Дракулу я был бы, пожалуй, не рад.

– Еще одной особенностью Баровой психики, – продолжал меж тем Марат, – была полная потеря нормальных коммуникативных способностей. По симптомам это один в один напоминало аутизм. При этом, как и подобает аутисту, Бар был черезвычайно активен в своей теме, – а его темой было писание. Всего, что только возможно. Он без проблем мог сочинять и отправлять людям письма – вот только переписываться ему было уже не с кем. Да и в любом случае – тех, кому он писал, уже не существовало. После войны мы все стали другими людьми. Вы, конечно, понимаете, о чем я.

– Само собой.

– Да… Бар сам составил завещание в режиме онлайн на сайте адвокатской конторы и оплатил его кредиткой. Ну, об этом вам, конечно, известно... То есть понимаете, да? Он был абсолютно беспомощен в обычной коммуникации, но вполне самостоятелен в том, что не требовало вербального или визуального контакта с окружающими. Серфил в сети практически каждый день, все время что-то сохранял, переписывал. Половина жесткого диска забита какими-то разрозненными статьями, от политической аналитики до полной желтизны. Я как-то пытался понять схему, но так и не смог. Но главное – это, конечно, его книги. Собственно, их он и сочинял практически круглые сутки, не переставая. Ведь в книгах ему не нужно было отличать реальность от игры воображения. Когда он так работал… иногда я забывал о его состоянии.

Были в речах Марата какие-то пункты, отточия, казавшиеся мне странными и при этом почему-то важными. «Об этом вам, конечно, известно»… Почему мне должно быть известно, да еще и «конечно»? Но у меня не имелось ни времени вдаваться в подробности, ни желания ломать диалог, который потом мог бы уже и не срастись. Тем более что были и еще моменты, другие. Куда как более кричащие и куда как настойчивее требующие объяснения.

– Подождите. Вы хотите сказать, что «Евангелие от Обезьяны», которое я сегодня прочел, – не единственная из его рукописей?