Евангелие отца

- Говорил. Да. Но, в результате? Если все сделать, как говорил Будда, на земле не останется ни одного живого существа. Все будут находиться не в жизни, а в нирване, что по его теории и есть рай. Правда, рай у него получался каким-то… не настоящим что ли. Эдакая сиеста в испанском городишке, когда идешь по улице и не понимаешь: вроде город жив, а вроде и нет. Но, больше всего, если точно следовать Будде, это похоже на абсолютное ничто, то есть, полусмерть без права на рождение. И все права достанутся только тем, кто просветился и стал жить вечно, не боясь конкуренции от вновь родившихся. Таким образом, все умрут и будут счастливы в смерти. Что подтверждает и Иисус в своих проповедях, призывая всех прожить эту жизнь, страдая и очищаясь, только лишь затем, чтобы умереть. А мы, как раз, говорим об обратном – не о массовом счастливом самоубийстве, а о продолжении жизни как таковой, какая она есть. В строгом соответствии с Книгами. Я надеюсь, что Вы не против этого?

- По счастью – нет. Остается только прояснить: мы говорим об одних и тех же Книгах?

- Ну, вот и славно. Возможно, мы успеем как-нибудь поговорить и об этом. А теперь к делу, если наши разговоры о бессмертии и бренности существования закончились. Вы знает, кто мы? Кого я представляю?

- Мне кажется, что я начинаю догадываться.

- Ну, так догадывайтесь вслух. Уже пора поставить все правильные акценты.

- Вы мне представляетесь иоаннитом, так?

- Вы действительно умный человек. А что Вас натолкнуло на эту мысль?

- Ваша категоричность в суждениях. Безаппеляционность, безрассудство и ортодоксальные взгляды. Я бы сказал еще – жестокость и цинизм.

- Вы слишком наблюдательны и критичны, Никос. Неплохо, но жестокость тут совершенно не причем. Знаете, почему буддистские монахи бьют своих учеников палкой? Нет? Думаете, они жестоки? Все дело в том, что образность понимания справедливости в буддизме такова, что необходимо быть справедливым не только к себе, но ко всем остальным. Таким образом, если на третий раз ученик не понял, что ему говорит учитель – учитель его бьет палкой, и это говорит только о том, что ученик оскорбил учителя и довел своей глупостью его до стадии, когда человеческие слова излишни и учитель превратился в дикое агрессивное животное. То есть, глупость, тупость и лень способны превратить человека в тупое существо, которое способно только на удар палкой. Кстати, а можно я Вас буду назвать Вашим настоящим именем?

- То есть?

- Ну, Вас же зовут – Хасен. Раз уж мы так разоткровенничались, что Вас даже перестала пугать перспектива быть застреленным при попытке съесть лишний кусочек этой восхитительной пиццы с анчоусами, то давайте уж будем откровенными до конца. Хотя бы в том, что Ваше имя – Хасен. И Вы один из последних ессеев.

- Вы информированы. Но, по поводу ессеев…. Вы знаете арамейский? – Хасен засмеялся.

- Кто сегодня знает арамейский? Ни Вы, ни я. Просто я знаю, что «хасен» в переводе с арамейского - святой и слуга Божий. Да, и все, что Вы делали в последнее время, наводит на эту мысль. Только вот совершенно непонятно, зачем Вы залезли во все эти дела? Вы же были так далеки от всего этого? Ваше дело было только наблюдать.

- Знаете, что мне сейчас подумалось? Что Вы блефуете! Что Вы совершенно не собираетесь меня убивать – Вам просто этого не надо.

- Теперь не надо. - Бальтазар посмотрел на часы, поднял голову и свистнул, подозвав официанта, который слегка вздрогнул от такой формы обращения. – Свежую газету, мой дорогой.

- Какую, синьор?

- Любую из приличных. – Официант, слегка пожав плечами, ушел.

- Что Вы хотите прочитать в газете?

- Что Ваш приговор отменен, Хасен.

- Это будет написано в газете?

- Иносказательно. Впрочем, я и так это знаю.

- Могу я задать вопрос теперь, когда моя жизнь, вроде как не в опасности?

- Жизнь всегда в опасности. Вон, поглядите! Мотороллер, а на нем пышногрудая римлянка в короткой кожаной юбке размером с носовой платок. Хотите сказать, что она не может быть причиной Вашей смерти?

- Мотороллер – да, а она вряд ли. – Никос заметно расслабился.

- А, по-моему, так запросто может случиться и наоборот. Кто знает. Итак, Ваш вопрос?

- Кто Вы и кого представляете? Почему Вы обо мне что-то знаете, а я про Вас ничего? Почему мы в Риме и что меня ждет?

- Ни фига себе – один вопрос!

- Простите, так получилось. Сами виноваты – я слишком долго молчал.

- Деваться некуда. – Бальтазар притворно вздохнул. – Вы меня приперли к стене, возродившись к жизни, как Феникс. Придется отвечать. Мы здесь, чтобы встретиться с Вашим коллегой и еще одним важным лицом из Ватикана. Это – раз. Второе: я о Вас знаю не кое-что, а почти все и не только я, между прочим. Третье: я представляю некую организацию, которая хочет перемен, как и Вы, но ведет себя спокойнее и вежливее, чем Вы. И четвертое, наконец: я – это просто я – хороший человек, когда надо и не очень хороший, когда того требуют обстоятельства. Смотря для кого, конечно. И Вы сами назвали меня иоаннитом, что справедливо только частично. Ну, как? Удовлетворены?

- Скорее нет, чем да. Еще более не удовлетворен.