Евангелие рукотворных богов

Разбегаются, уходят каждый в свою сторону, вот только кто с кем? Ключник молчит, у него уже есть спутник, вернее – спутница. Рус с Братом без особой цели, но на юг, по стопам легенды о рае. Остальные?

– Я пойду с Раханом. – Старавшийся больше молчать и слушать Ванко при этом придерживался собственного мнения.

Ключник едва заметно покачал головой, бедный мальчишка упрямо льнул к угрюмому калеке, невзирая на кажущееся безразличие своего кумира.

– Малыш, – горько заметила Стерва, – они идут мир спасать.

Прав, как прав все-таки Полк, подумал Брат. Только через кровь и слезы, в поту и грязи можно строить, восстанавливать потерянное почти навсегда за три дня безумной войны. Долго, мучительно, переступая через себя и через других, маня и обманывая, запугивая и убивая. Жизнью первого поколения лишь заложив, нет, только расчистив место для будущего фундамента нового общества, которое навряд ли пойдет по следам старого, топчась по своим граблям и учась на собственных ошибках. Прав, тысячу раз прав. Но как нестерпимо хочется поверить в чудо, в сказку, в исключительное право избранных единственной жертвой или иным деянием исправить, возвратить ушедшее, повернуть время вспять. Человек ведь слаб и ленив – такова его природа.

А Ключник подумал, что на весь этот мир ему просто плевать. И даже более того – будь его воля, он бы сам растоптал, размазал эту чудовищную действительность как густую тягучую слюну. Все, что ему нужно, – мстить. За близких – жену и детей, медленно, один за другим уходивших из жизни у него на руках. За товарищей – того же Бонзу, в страшных корчах и мучениях умирающего от действия неизвестного яда. За себя – за свое безумие и четырнадцать лет забытья. И даже за Ванко – ребенка без будущего, одного из миллионов. Мстить, найти бы только достойного противника.

Кэт положила ладонь на предплечье Ключника. Может, не стоит отталкивать добровольных помощников, пусть это и мальчик, полезный уже тем, что способен очеловечить грезящего местью калеку? Может, и не стоит.

– А ты? – Брат посмотрел на Стерву.

– А мне все равно. – Девушка посмотрела на Ключника. – Куда вы пойдете?

– Да, – присоединился Рус, – в чем заключается план спасения мира?

– Действительно, – это Брат.

Ключник просто перевел взгляд на Кэт.

– Будущее сокрыто.

– И что делать?

– Вопрошать.

– У кого?

– У имеющих доступ к нитям судеб.

– И они ответят? – усомнился Брат.

Ключник почти не слышал говорящих. Что ему – теперь он исполнитель, пойдет, куда позовут, упокоит, кого скажут. Ответственность думающего Ключнику надоела.

– Стремящийся к знанию достоин стать внемлющим истине.

Все очарование, вся загадочность прошлой ночи безнадежно рушатся в свете дня. Вселяющие надежду пророчества – лишь мечтания, навеянные обстановкой: мистической игрой пламени и треском поленьев, усталостью да мастерством рассказчиков. И Кэт, вместо таинственной ночной предсказательницы, сейчас представляется дешевой гадалкой, туманно вещающей простакам в извечной манере уличных проповедников. Только Рахану об этом лучше не говорить.

– И когда же они ответят? – Тон Брата полон унылого разочарования.

– Не когда – где. – А Кэт не замечает либо делает вид, что не замечает, иронии.

– Ну где?

И Кэт рассказывает. О множественности реальностей. О незримых перегородках, разделяющих родственные миры, и об эфемерных нитях, вечными скрепами удерживающих их в единой локации. О бесчисленных пространствах загадочных измерений, общих для каждого мира и индивидуальных в своей неповторимости. О невозможности заглянуть за тонкую амальгаму зеркального отражения и тесной соприкасаемости границ. И об оголенных нервах действительности, пуповинах, центрах энергий и материй, средоточиях Сил.

– Есть множество точек в плоти бытия, где неосязаемые грани истончены и нестабильны, – аномалии, врожденные пороки или следствие ненамеренных повреждений, но исток, краеугольный камень, – это место для мира всегда одно. Там ищущий сможет познать себя, а страждущий просвещения может надеяться на откровенность правящих мирозданием.

– И вы пойдете туда со своими вопросами?

– Конечно.

– Ты знаешь, где это место?

– Я могу его описать.

– И?

– В центре великого материка, одинаково удаленная от четырех океанов, высится неприступная гора – двуглавая гора Спасения. Там небо сходится с землей, там царят вечная весна и молодость, там храмы из кристаллов и священный родник бессмертия, белый как молоко, а люди не знают чувственных страстей и физических страданий. Искрящиеся пики поражают девственной белизной, а величественные ледники струятся четырьмя кристальными реками, опоясывающими гору и достойными омывать ноги святых. Скорбные духом путники поднимаются вверх на ее седловину, но спускаются вниз пророками, обретшими великое знание.

– Хорошее место, – прокомментировал Рус, – а главное, координаты понятные – центр материка.

Только Большой Брат подозрительно молчит, широко раскрыв глаза.

– Откуда, откуда тебе известно об этом месте?

– Я его просто чувствую, – обыденно заявляет Кэт.

– А я, я знаю, где оно находится…

Теперь очередь философа рассказывать свои истории.