Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Здесь же он приходит к выводу, что нет, не будет этого. Человечество в истории не придёт к этому светлому будущему. Что история человечества другая. Что она более правильно описана в Апокалипсисе. И вот эта «Повесть об антихристе» – это как бы Апокалипсис, но в изложении Соловьёва, в изложении замечательном, кстати говоря. Соловьёв прощается со своим европейничанием: там есть такой персонаж, – Политик, которому посвящён целый разговор, второй. Если вы этот разговор прочтёте, то выясняется, что этот Политик, а он типичный западник, либерал, – личность очень неприятная. И говорит он вещи какие-то банальные, неглубокие. Соловьёв тем самым развенчивает своё западничество. Разочаровывается он и в своём филокатоличестве, – там, в «Повести об антихристе», все три конфессии, можно сказать, играют равную роль в разоблачении антихриста и в победе над ним. И, может быть, Православие, в лице некоего старца Иоанна, играет главную роль, потому что православный старец первый встаёт и говорит: «Братушки, антихрист!» – указывает на антихриста, который до сих пор рядился в тогу благодетеля человечества.

Более того, оказывается, персонажи негативные, отрицательные персонажи «Трёх разговоров» – это сам Соловьёв. Понимаете, Князь – это где-то сам Соловьёв; Соловьёв именно в его лице иронизирует над таким вываренным, что ли, оптимистичным беспроблемным, что ли, христианством. Антихрист – это тоже Соловьёв, потому что в изображении Соловьёва антихрист – это гениальный человек, писатель, который пишет книги, который решает самые насущные проблемы человечества. Здесь он над собой иронизирует. Некий Аполлоний, маг, помощник антихриста – это тоже Соловьёв. Здесь Соловьёв над собой смеётся, над своей мистикой. Может быть, даже смеётся над этой привязанностью к Софии, над спиритизмом, которым он в молодости занимался. Ещё там есть персонаж Вежливый Самоубийца. Это человек, который всем угождал и деньгами, и просто действием, и так забегался, что сошёл от этого с ума. Это Соловьёв над собой иронизирует, он тоже где-то был таким. Там есть и старец Варсонофий, который учил: «Ты греши сколько угодно, только не кайся. Каяться – только бесов смешить». Здесь опять-таки старец Варсонофий – это Соловьёв, который поругался со священниками, с монахами, не причащался, не исповедовался и советовал так другим. Понимаете, это удивительное покаяние такое в литературной форме, может быть, завуалированное, но, по сути дела, очень жестокое к себе. И это поняли, поняли люди сразу, прочитавши «Три разговора». Умные люди – Бердяев, Мочульский, Е. Трубецкой – поняли: о да, здесь Соловьёв-то кается. Соловьёв сказал, что «за это произведение мне будет от тёмных сил ой-ой-ой. Я получу очень здорово. Ну, – отвечают – ещё не скоро. Нет, – говорит он, – скорее, чем вы думаете». Этот разговор, записанный Величко, был за месяц до его смерти.

Несколько слов о смерти Соловьёва. У него никогда не было собственного ни кола, ни двора. Он всё время жил на чужих квартирах: либо в гостинице, либо в квартирах у своих знакомых, либо на даче. Был ужасно неприхотливый. Поскольку он имел феноменальную память, ему не надо было сидеть в одном месте, он легко перемещался из места на место, это ему совершенно не мешало. Он переезжал с маленькой стопочкой книг – всё остальное он держал в голове. Как видите, жизнь его была неустроенна до чрезвычайности. Кроме того, он был просто трудоголик, писал в основном ночами – днём он вращался в миру или обдумывал свои работы. То есть, жизнь была на редкость неупорядоченной. Отсюда болезни. Да ещё в чисто житейском плане с Софьей Петровной Хитрово полная неустроенность. В общем, к сорока семи годам это была полная развалюха: у него атеросклероз, цирроз почек. Летом 1900 года всё это неожиданно обострилось, его привезли в имение Сергея Николаевича Трубецкого, в деревню Узкое. И там он через полторы недели умер. Как я уже сказал, – исповедавшись и причастившись у православного священника. Он не боялся смерти, а боялся, чтобы, как сейчас говорят, не стать «овощем», не стать обузой. Господь ему это дал.

Хоронили его в Москве, на кладбище Новодевичьего монастыря. Очень мало было провожающих, потому что Москва, как и сейчас, летом опустевает – народ уезжает на дачи. За гробом шло несколько его друзей, философов. Шла, правда, кавалькада нищих. И слетелось невообразимое количество птиц. После похорон Сергей Николаевич Трубецкой сказал: «Сегодня мы схоронили самого большого русского человека».

Вот такая история.

28.05.2014

12. Николай Николаевич Неплюев и история Крестовоздвиженского трудового братства