Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Но в конце жизни… но прежде я здесь всё-таки должен сказать о его работе «Смысл любви». Очень интересная работа. Там ряд неудачных вещей есть, но в конце он выходит на интересный вопрос. Он спрашивает: а почему так получается, что человек, если полюбит другого, он неожиданным образом вдруг видит только одни его достоинства, только положительные, только замечательные стороны и совершенно не замечает его недостатков? В чём дело-то? А вот в чём: у человека есть два характера, как он говорит: характер эмпирический и характер умопостигаемый. Терминологию он взял у Шопенгауэра. Так вот, характер эмпирический – это человек как он есть, со всеми его недостатками, со всей его падшестью. А вот характер умопостигаемый – это, так сказать, замысел Божий о человеке, это человек, каким он должен быть, каким его Господь замыслил в этом мире. И когда человек влюбится, полюбит, то по благодати Божией вдруг Господь ему даёт увидеть этот умопостигаемый характер. И этот характер оказывается настолько замечательным, настолько потрясающе красивым, настолько изумительным, что человек забывает об эмпирическом характере, эмпирический характер для него тухнет, исчезает. Вот такая замечательная, на мой взгляд, и близкая к истине теория. Надо сказать, Соловьёв её сам в жизни исповедовал. В одном шуточном вопросе: «Сколько раз вы влюблялись?» – ответ: «Серьёзно один раз, а так двадцать семь раз». Серьёзно один раз – это Софья Петровна Хитрово. Это довольно оригинальная женщина, которая на семь лет его старше, муж есть, трое детей. Муж, правда, дипломат, служит в Японии, его годами нет в России. Конечно, она понимала Соловьёва, уважала Соловьёва. Но вот любила ли – это дело тёмное. Например, она его приглашает на дачу, в Пустыньку, такое место под Питером. И вдруг – раз! Смоталась, оставила его совершенно одного в огромном доме. А Соловьёв и рад этому: у него появилось время писать очередную книгу. Он человек был на редкость неприхотливый: спал в кресле, в двух пальто, одетых одно поверх другого. Чем он питался в это время – непонятно. В общем, такие вот отношения. Но переписку между собой они по взаимному уговору сожгли. Так что, кажется, нет ни одного серьёзного письма между ними.

Когда у Соловьёва был очередной роман, все пять сестёр его – они в ужасе: «Володя, ты посмотри, куда ты вляпался, разуй глаза-то!». А он им спокойно отвечал: «Да, эмпирический характер у неё тяжёлый. Но зато умопостигаемый прекрасен». И всё, те затыкались.

В конце жизни Соловьёв пишет произведение, которое называется «Три разговора». Произведение удивительное, произведение, может быть, самое гениальное. Оно не очень-то броское. Это примерно 50 страничек. Там пятеро русских, как он говорит, просто разговаривают между собой. Три дня они разговаривают – и получается три разговора. Действующие лица такие: Князь-толстовец, Генерал, Политик, Дама и господин Z. Господин Z высказывает соловьёвские идеи. Собственно, это надо прочитать. Этот диалог, а точнее, пенталог, передать очень трудно. Он выглядит как произведение против толстовства. Там Князь-толстовец рьяно защищает идеи Толстого. Общество с ним как-то разговаривает, полемизирует и, в конце концов его разбивает в пух и прах. Тогда все приходят к выводу, что если Князь не сам антихрист, то это слуга антихриста. А вот хорошо бы нам увидеть самого антихриста. И тогда господин Z достаёт некую рукопись монаха Пансофия и зачитывает её. Это знаменитая «Повесть об антихристе» Соловьёва. Ну и кажется, на первый взгляд, что это просто антитолстовское сочинение. Соловьёв и Толстой были в неважных отношениях друг с другом. Толстой всегда был холоден к Соловьёву. А Соловьёв – он просто никак не мог понять: Лев Николаевич, почему же вы вообще против христианства, не верите ни в воскресение Христа, ни в Его вознесение, в то, что Христос – это Бог? Поэтому Соловьёв сильно критиковал толстовство. Но на самом деле эта работа имеет подтекст, и подтекст очень серьёзный. Дело в том, что «Три разговора» – это некое особое покаяние Соловьёва. Именно в «Трёх разговорах» он критикует то, чему он поклонялся всю свою жизнь. Критикует розовое христианство своё. Он, кстати, поддерживал Достоевского в споре с Леонтьевым насчёт розового христианства.