Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Его статьи последнего периода не менее замечательны, чем раннего периода. Они в книжке есть. Слава Богу, в Институте русской цивилизации у О. Платонова напечатано практически полное собрание статей Шиманова, такая толстая книга. Каким-то чудом буквально за полгода до его смерти она была издана. Я не успеваю подробно рассказать о его воззрениях о русской литературе. В общем, к нашей великой классике – Чехов, Пушкин, Толстой, Достоевский – он относился весьма критично и даже скептически. Он считал, что это не русская литература, а литература прозападная. Например, Пушкин. Что, он русский писатель? Да у него ни одного вообще русского персонажа нет. У Лермонтова и то есть «Песня про купца Калашникова», а у Пушкина, в общем-то, шаром покати. Да и другие наши писатели, которых мы считаем за великих: Короленко, Чехов. Достоевский, может быть, ещё ничего, а Толстой вообще не христианин, о нём и говорить нечего. В общем, этим он очень сильно отличался от всей нашей православно-патриотической тусовки, и эти его статьи Платонов не напечатал, хотя сам Шиманов считал их одними из лучших.

Шиманов действительно умел писать: в одной из статей про русскую литературу есть такие строки: «Спите, русские люди, спите. У вас нет русской семьи, нет русской школы, нет русской общины, нет русского государства, но зато у вас есть „Великая русская культура“. Вы не хозяева на собственной земле. Вас третируют чужаки, но зато у вас есть Пушкин и Лермонтов, Чаадаев и Лев Толстой, Тургенев и Чехов, православные по своему духу в том, разумеется, особом смысле, в каком православными могут быть не только еретики, даже разбойники. Какое вам дело до того, чем отличается истинная национальная культура от её подделок?..» Ну, и так далее.

Он много писал о Церкви. Особенно последнее время круг его мировоззрений стал шире, и появились чисто богословские статьи. Есть у него работа «10 статей о социализме». Это написано при мне – я видел, как она по главам пишется, мы её обсуждали, зачитывали. Очень интересная работа, замечательная. Там он говорит о том, что наша Русская церковь, к сожалению, никакой социальной доктрины не имеет. Правда, в последней, 10-й главе, Шиманов вдруг написал, что, в общем-то, частная собственность необходима, в том числе и при социализме. Что да, крупные предприятия будут государственными, а вот что касается всякой мелочи, ширпотреба, это должно быть частным. Мы его ругали на семинарах. У нас с Шимановым даже есть цикл такой полемики. Публично я написал две статьи против этого взгляда. Он отвечал. В общем, такой диалог получился, который после в «Молодой гвардии» напечатали.

Человеком он был исключительно мягким, вежливым, он боялся муху обидеть, но всегда был очень твёрд в своих воззрениях. Даже если ему какой-то там выступающий где-нибудь на какой-нибудь православной тусовке нравился, он выходил и первым делом говорил: «Хотя я с выступившим по некоторым вопросам не согласен, но он о том-то и том-то правильно сказал». В общем, приветствовал. У него всегда был свой особенный взгляд на всё. И поэтому он никогда не уступал, и, хотя критику он воспринимал всегда и записывал все замечания, но фактически никогда правок в свои работы не вносил.

Наступил декабрь 2011 года. Шиманов вдруг заболел, попал в больницу. Звоню – что-то неопределённое, толка я добиться не могу. Звоню Кириллу – тоже какую-то ерунду несёт. Ну, в общем, я попал к нему в больницу: поехал уже после того, как ему сделали операцию. И что-то тогда я заметил, что Шиманов какой-то ужасно худой, донельзя, я ещё подумал, уж не рак ли? И вот, увы. Выяснилось следующее. Конечно, в больницу его, понимаете, привезли на «скорой» – старичка какого-то. Врачи ему голову морочили, обманывали. Они его вскрыли, увидели рак с метастазами и зашили, ничего не сделав. И всё. И он только после, где-то ходя там по врачам, узнал, что с ним. Но он человек очень мужественный, к этому всегда иронически относился. От химиотерапии он отказался: «Она мне будет мешать мыслить», – сказал он. – «И работать будет мешать». В общем, наверное, где-то оказался прав.