Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Я познакомился с ним в середине 90-х годов. Он тогда у себя на квартире устраивал разные семинары, приглашал знакомых. А после зачитывались статьи, задавались вопросы, затем – обсуждение. Все по определённому регламенту, чтобы не было базара. Семинары эти были, на мой взгляд, очень интересные, плодотворные. Там было то больше народу, то меньше. Но после остался я один, и мы долгое время собирались вдвоём, зачитывали друг другу свои статьи и обсуждали их, и, собственно, ни одна из моих статей, она не прошла вот эту шимановскую проверку. Практически все они обсуждались Шимановым, он делал часто умные, очень полезные замечания. Хотя он окончил экстерном среднюю школу, никакого высшего образования у него не было. Но знания у него были обширнейшие, знания профессора. Говорил он прекрасно, великолепно. Ум у него был необычайно ясный, чёткость мысли замечательная, был литературный талант. Но главное, что меня в Шиманове потрясло, я это сначала не понял, но после дошло до меня: это действительно был рыцарь истины. Он как-то вот посчитал, что воля Божия о нём – искать эту истину. И то, что он находит, излагать в статьях и в своих работах. И каждый день он утром просыпался и железно полдня работал, писал: сначала ручкой, после научился на компьютере работать. Просил ему не звонить до обеда, что бы там ни было. И считал, что день прожит зря, если ему не удалось сформулировать какой-то новой мысли или написать кусок статьи, или хотя бы сформулировать как следует какое-нибудь предложение сильное.

Он был мастер афоризма. Например, мне хочется зачитать такие красивые слова, которые много раз цитировались (это в 80-х годах написано):

«Святая Русь не исчезла, не закопана. Она вечна и победоносна. Это последнее слово принадлежит истории нашего народа. Святая Русь исчезла только с поверхности современной жизни, но она продолжает жить в её скрытых глубинах, произрастает до того времени, когда будет угодна Богу, и, переживая зиму, она опять появится на поверхности и украсит образ земли русской, которую хлестали свирепые ледяные ураганные бури».

Его воззрения в 1990-х и 2000-х годах, по сравнению с годами 70–80-ми немножко изменились. Он уже не говорил о верноподданическом отношении к Советской власти: честно говоря, оно стало более критичным. Он считал, что это был такой еврейско-масонско-западный заговор, благодаря которому Советское государство было создано. Но промыслом Божиим вся эта гадость, которая была, весь этот яд, он был русским народом высосан, и он совершил многие подвиги. Хотя всё равно он считал, что при Советской власти именно русское начало в Советском союзе было задавлено. Он стал националистом в хорошем смысле этого слова, то есть считал, что всякий народ замечателен, конечно, они, народы, должны жить в дружбе и сотрудничестве. Но каждый должен любить свой народ больше, чем другие народы. Это естественно, нормально, так и должно быть. И поскольку я русский, я русский народ, русское начало больше всего люблю, оно должно процветать. А Советская власть воспитывала советского человека, из которого русское, в общем-то, палками выбивалось.

Шиманов также считал, что Советская власть разрушала семью. В последнее время он много писал о семье. Хотя, надо сказать, у него самого семейные дела были не ахти. Он разошёлся с женой. Два сына. Причём с одним сыном он вообще настолько расплевался, что они абсолютно не общались. Хотя на средства другого сына, Кирилла, он издавал свои книги. Сам Шиманов был человеком необычайно скромным. Жил с матерью-старушкой в двухкомнатной квартире, питался картошкой, солёными огурцами. Принимал гостей, для этого он покупал какие-то конфетки, печенье, чтобы чай можно было попить. Денег у него никогда не было, он жил на одну пенсию, очень маленькую – что матери, что свою. Поэтому он ужасно радовался, когда ему удавалось купить хорошую книгу по дешёвке.

Вот так он и жил. Днём он бежал в книжные магазины, смотрел за книжными новинками. Или бежал обслуживать внуков: брать их из школы, вести их куда-нибудь. Знаете, как сейчас принято – в бассейн, куда-то ещё. А вечером у него были собрания, он их называл русскими собраниями. Правда, честно говоря, на русские собрания – это был особый тип собраний – он меня не приглашал, он считал, что я не достоин таких собраний. Там у него были русофилы, он с ними проводил катехизаторские беседы, в общем, вёл работу.