Евангельская имущественная этика. Русская социальная мысль. Цикл публичных лекций

Расскажу немного о его воззрениях в тот период. Шиманов, конечно, развивался, изменялся, впитывал в себя разные влияния. Но у него довольно рано, в отличие от многих православных диссидентов, возникло другое, положительное отношение к Советской власти. Эта позиция отличалась от обычного отношения православных того времени. Это было время сплошного атеизма, хрущёвское время, после – брежневское время, поэтому обычно православные крайне негативно относились к Советской власти. Но Шиманов считал иначе. Он писал: «Советская власть – это не только безбожие и величайшая в мире гроза. Это также и некая тайна, и орудие божьего промысла. Выступать против нашей власти – значит идти против Бога». Это 1974 год. Или: «Эта линия, которую должны проводить русские православные патриоты, означает признание духовной законности Советской власти, верноподданическое отношение к ней в прозрении грядущего, работу над утверждением обновлённого русского православного мира». Потому что до него дошло, что Советская власть, несмотря на весь формальный атеизм, на самом деле развитие Православия внутри нашего общества остановить не может. А может остановить совершенно другая сила – сила западная. Он пишет: «Чего я боюсь – так это внезапной либерализации, той самой западной демократии, на которую так надеются и которую так ждут в нашей стране некоторые интеллигенты. Близорукая, бездарная мечта». Или: «Пока существует Советская власть, остановить религиозное возрождение в нашей стране невозможно. Остановить его может только одно: внезапный обвал, внезапная либерализация чехословацкого образца, то есть западная демократия со всеми её прелестями. Случись такое – и сразу же откроется множество церквей, приток людей в церкви быстро увеличится, но на этом, увы, скоро закончится и захиреет. Это будет выкидыш. И Россия, вместо того, чтобы сказать своё слово миру, вместо того, чтобы стать источником величайшего света и обновления в мире, станет захолустьем Запада».

Я считаю – это пророческие совершенно слова. Шиманов всё очень точно предвидел, – и это 70-е, примерно 1974 год. Шиманова не понимали, над ним смеялись, его третировали. Но это был очень волевой, самобытный, самостоятельный человек, который искал истину и шёл своим путём. Правда, в позднейших комментариях – уже 2010 год – он писал: «Зло Запада, как это видно из отрывков из дневника (который я только что зачитал), понималось мною в те годы ещё поверхностно. Я лишь постепенно дорастал до понимания того, какие силы правят бал на Западе».

Что же это за силы? Вот какие: он расшифровывает, в тех же комментариях: «В то время я ещё не догадывался о подлинных размерах еврейской власти в нашей стране и во всём мире и о подлинном происхождении Советского государства». Ну, и в более поздних работах, уже в 80-е – 90-е годы вот эта еврейская тема поднята им в полной мере. Этот человек ничего не боялся и поднимал темы, которые страшилось и страшится поднимать, увы, подавляющее большинство. Там есть у него даже интервью такое, в журнале «Евреи в СССР», очень откровенное, которое тоже стоит прочитать. По-моему, оно тоже есть где-то в Интернете, может быть. Ну, конечно, Шиманову, в общем-то, незаслуженно, тут же приклеили ярлык антисемита. Но он ничего не боялся и вёл борьбу с открытым забралом.

Как я уже говорил, он был знаком с не сильными, а знаменитыми мира сего. О трёх из них я расскажу. Он просто мне об этом рассказывал. Первое его столкновение было с Солженицыным по поводу вот этих трёх писем Струве. Они были написаны в связи с неким сборником «Метанойя», который вышел у нас якобы в самиздате, хотя это была мастерская провокация. И после Никита Струве перепечатал некоторые статьи в своём «Вестнике». Ну, «Вестник» – это знаменитый журнал, в котором печатались всякие православные диссидентские статьи из России; там много чего печаталось. Солженицын как-то, в общем, откликнулся на этот сборник, прочитал эти шимановские письма и возжелал с Шимановым познакомиться. А Шиманов возьми и просто позвони ему по телефону. Зашёл в будку телефонную и ему позвонил. Попал, правда, не на самого Солженицына, а на его жену, уж сейчас не помню, первую или вторую. А после он получил, через третьи руки, возмущённую записку от Солженицына, что как это Шиманов вообще позволил себе ему позвонить. Солженицын очень боялся, конечно, КГБ, боялся слежки. Он никогда у себя и в квартире ни с кем не разговаривал. А если надо было поговорить, выходили куда-нибудь на бульвар, там шептались. А Шиманов не боялся, он понял, что гораздо лучше просто говорить в открытую, что думаешь. А во-вторых, он был уверен, что он Советской власти, в общем-то, не враг. И вот он вёл себя совершенно иначе.