Everything I am

— Сыграем, — кивает Невилл. Он не выглядит особо расстроенным. — Ребята, кто-нибудь есть хочет? Давайте у эльфов попросим сливочного пива и чего-нибудь пожевать?

— Давайте, — поддерживает его Луна, мимоходом глянув на меня, — мне, пожалуйста, пару эклеров.

— А мне фисташек, — заказывает Гермиона, — только побольше.

— Ты же напьешься! — оборачивается Рон. — И что я с тобой буду делать?

— Тебе припомнить, что было в прошлый раз? — с готовностью отражает его нападение Гермиона. — Кто кого из Хогсмида уговаривал дойти, а не ложиться спать прямо в кафе у мадам Розмерты? — Рон краснеет и отворачивается, а Гермиона смеется — вроде бы поддразнивая, но ласково. — Я не напьюсь, — уточняет она, — мне еще завтра с утра в библиотеку.

— А какую песню ты хочешь услышать? — спрашиваю я.

— Да так… ты, наверное, не знаешь. Просто там слова очень хорошие — и Рон дал честное гриффиндорское, что пригласит под нее танцевать.

— Тогда я точно пойду, — я рублю ладонью воздух, — хочу это видеть. Только… Луна, -она терпеливо ждет, пока я подберу нужные слова. — Я не буду все время танцевать. В этом смысле со мной идти — неудачное решение. Я просто… лучше сразу предупрежу, ладно?

Луна улыбается в ответ — только глазами, но дышать сразу становится легче:

— Гарри, никаких проблем. Главное, когда будем входить в зал, не отдави мне ногу и не забудь налить первый бокал. А дальше сама разберусь, по ситуации. Я не буду к тебе лезть… я ведь все понимаю.

Ничего себе, избавила от смущения. «Всё»? Что — всё? Я пересиливаю себя и отвечаю как можно непринужденнее:

— Насчет этого не беспокойся. И первый бокал, и второй… и танец тоже, — обреченно добавляю я под общий хохот. — Что я такого сказал? — пытаюсь я возмутиться, но получается неискренне, и я присоединяюсь к смеющимся друзьям.

* * *

Ночь перед обещанным торжеством мне, конечно, мирно проспать не удается. Снится какая-то ерунда, которой не помнишь спустя пять минут после пробуждения, а просыпаешься все равно на взводе. Утешает лишь то, что с утра к нам забегает Гермиона — она, кажется, Невилла уже вовсе стесняться перестала, а я про них с Роном знаю. Они быстро целуются — и внимание переключается на меня. Гермиона бесцеремонно падает на край моей кровати и роется в сумке, извлекая небольшой пузырек. В нем плещется что-то кофейного цвета.

— Полночи не спала — делала, хорошо хоть, помнила, какие должны быть ингредиенты, — отчитывается она. — Пришлось кое за чем по школе пробежаться… В общем, это зелье без цвета и запаха, когда его наносишь на кожу. Смажь уши — лучше всего ваткой, чтобы как можно глубже жидкость попала. Смягчит шумовые эффекты. Голоса будешь слышать нормально, а музыка по перепонкам бить не будет. Вроде как ремень безопасности в автомобилях: и свободу не стесняет, и по салону мотаться не дает… Годится?

— Да, спасибо, — отвечаю я благодарно и свинчиваю крышку. Запаха действительно нет — но неужели и цвета не будет? Вроде бы жидкость темная… Я смотрю пузырек на свет — и черно-кофейный превращается в темно-янтарный. — Что это?

— Я же сказала, Гарри: зелье, — Гермиона взъерошивает мне волосы, — зачем тебе рецептура, ты что, решил стать провизором, аптекарем или зельеваром?

От последнего слова я даже не морщусь, но она перестает улыбаться и прикусывает губу.

— Ничего, — отвечаю я, — все нормально, честное слово. Все в порядке. Ты молодец, не знаю, как тебя отблагодарить…

— Напомни Рону вечером, что он обещал мне танец, — принужденно смеется Гермиона, — и пригласи танцевать Луну… Хотя бы раз. Ей это важно.

— Важно? — переспрашиваю я с удивлением. — Да она вроде и идти не очень хотела?

— Гарри… Не будь ты таким безнадежным представителем мужского рода, — насмешливо дергает бровью Гермиона, — тебе что, все надо словами объяснять?

— И мне желательно тоже, — поднимает Рон руку, как на лекции. Гермиона не глядя отмахивается от него, продолжая смотреть на меня, а потом встает, со значением кивнув: — Я все-таки рассчитываю, что ты меня понял.

Я ничего не понял, если честно. Ладно — попробую вечером у самой Луны спросить. Она вроде бы понятнее формулирует.

Кажется, ликованием и в самом деле охвачена вся школа. По крайней мере, если бы я не знал, что в Хогвартсе готовится что-то грандиозное, то узнал бы, едва выйдя из комнаты. По коридорам носятся стайки оживленных девчонок, прогуливаются парни с блестящими от предвкушения вечера глазами, снуют в кои-то веки видимые — наверное, на постоянное поддерживание заклятий невидимости у них нет времени — домовые эльфы. К Большому залу даже приближаться жутковато. Но все это ерунда в сравнении с тем, какие на меня бросают взгляды, едва я покидаю гриффиндорскую гостиную. Как он сказал: эту славу я заслужил? Чем я ему так не угодил, что он мне ее предрек как удовольствие? Я просто не знаю, куда деваться — и когда в половине седьмого начинают собираться компании, чтобы вместе заходить и рассаживаться в Большом зале, меня уже бьет нервная дрожь. К счастью, ее никто, кроме Рона и Невилла, не замечает.