Everything I am

Когда только Фред и Джордж успели? Вместо преподавательского стола возвышается огромный диджейский пульт управления, от которого в разные стороны тянутся провода. Колонки, усилители, микрофоны, еще что-то, чему я даже названия не знаю, расставлено, подвешено, разве что не парит в воздухе по всему залу — а отсюда они будут, по всей видимости, этим руководить. Что интересно, провода протянуты не по полу, а чуть ли не под потолком зала, чтобы никто не убился. Вот это я понимаю, длина кабелей. Интересно, Дамблдор лично подсуетился, вызвав именно близнецов на вечер?

Мы устраиваемся за столиком, и Джинни немедленно протягивает руку к бутылке с усыпанной золотыми печатями этикеткой:

— Мне вот этого, пожалуйста! И не особо налегайте, это мое любимое!

— Не наглей, — рекомендует Рон, но бутылку откупоривает. — Не ты одна вересковый мед любишь.

— Вересковый мед? — переспрашиваю я. — А что это?

— Ты не знаешь? — улыбается Луна. — Очень вкусно, тебе стоит попробовать. Честное слово.

— Дамы и господа! — перекрывает наш диалог усиленный микрофоном голос Джорджа. Никакое заклятье Соноруса не требуется. В зале наступает мгновенная неожиданная тишина, все взгляды устремляются на близнецов, стоящих около высоких микрофонов. — Мы собрались здесь в честь окончания великой магической войны. Сегодня не просто праздник, а праздник двойной: мир избавился от угрозы, а наш друг Гарри — от смертельного врага. Браво, Гарри!

Я опускаю голову, чувствуя, как начинают гореть уши. Можно было и без уточнений обойтись, я бы пережил.

— Торжественное слово предоставляется директору школы Хогвартс, профессору Дамблдору! — тоном конферансье провозглашает Фред.

— Благодарю, мой мальчик, — знакомые глуховатые интонации Дамблдора не искажает даже маггловский микрофон. — Но думаю, что буду краток. Каждый из нас, здесь присутствующих, знает, кому обязан своим спокойствием и уверенностью в завтрашнем дне. Все мы испытываем любовь и огромную благодарность к Гарри, который совершил невозможное и одержал победу…

— Гарри был не один, — цежу я сквозь зубы. Джинни бросает на меня быстрый тревожный взгляд.

— …поэтому я с радостью и гордостью хочу вручить тебе, Гарри, орден Мерлина первой степени, чтобы сократить путь до Министерства и торжественные формальности, которых ты так не любишь.

Свет в зале гаснет — под сводами плывет запах задутых одним порывом свечей — а наш столик освещает и выхватывает из темноты внезапный свет прожектора. У меня нет слов. Цензурных — точно нет. Все смотрят на нас — а я-то надеялся не привлекать лишнего внимания! Впрочем, мне любое внимание кажется излишним. Лишь бы все забыли потом, где мы сидим. Мечтай, Гарри.

— Пожалуйста, Гарри, выйди сюда, — приглашающим тоном произносит в прежней звенящей тишине Фред. Я слышу, как зал затаивает дыхание. Зачем я пришел? Это даже не цирк… Это гладиаторская арена.

— Я не пойду, — качаю я головой, и плевать, видят это за соседними столиками или нет. — Мне не нужен этот орден. Он за убийство. И даже если он кому и полагается по праву, так не мне.

— Ты должен пойти, — говорит Невилл спокойно, — не малодушничай. Это только пять минут. А потом можешь его выбросить или подарить Гермионе как подвеску.

— Вы что — знали? — я поворачиваюсь и тяжело смотрю на него.

— Мы все знали, Гарри, — отвечает вместо Невилла Луна. — И ты тоже. Выйди — а потом будем пить вино и танцевать.

Я бы вышел… Если бы дело было только в ордене. Но там рядом — стол, накрытый для преподавателей. И я в самом деле не знаю, что хуже — увидеть, что он там, смотрящий на меня со своей скептической усмешкой как на пустое место и думающий, что я наслаждаюсь моментом — или узнать, что его там нет. Что мое имя на этих ужасных плакатах отбило у него всякое желание присутствовать.

Я парой движений поправляю слегка выползшую из-под ремня рубашку, отбрасываю назад волосы. Арена так арена. Смотри на меня — а я на тебя не буду.

— Удачный цвет, — говорит Гермиона вполголоса, напряженно переплетя пальцы.

— Что?

— Очень удачно подобранная рубашка, — повторяет она невыразительно. Кто о чем, а Гермиона вдруг о внешнем виде. Беспокоится, как я буду смотреться? Я встаю. Пока я иду, лавируя между столиками, к возвышению, на котором стоит директор с алой бархатной коробочкой в руке, свет прожектора сопровождает меня, ни разу не выпустив из освещенного круга. Не забыть бы потом убить за это Фреда и Джорджа. Преподавательский стол остается справа, я так сжимаю челюсти, что делается больно, но мне удается не бросить туда ни одного взгляда. Даже мельком. Я подхожу к директору и смотрю на него, не пытаясь скрыть, что хмурюсь.

— Я же сказал, что мне это не нужно, сэр, — говорю я, отвернувшись от микрофона.

— Гарри, я прислушался ко всем твоим просьбам, но в этой — и только в этой — вынужден отказать, — так же тихо отвечает директор. — Ты оскорбишь всю магическую общественность, если не примешь орден. Он вручается тебе по праву.