Everything I am

— Добби, — только и произносит Невилл в ответ, и я понимающе усмехаюсь. Что ж, значит, появилась программа-минимум: не напиться вместо Рона. Или напиться? Нет — не буду. Хочу до конца и в деталях запомнить происходящее.

Новая песня, которая раздается из колонок по всему залу, уже быстрая. Кроме того, близнецы, наверное, решили, что раз уж не могут предложить живой музыки, то дискотечное оформление должно быть на высоте. По стенам разбегаются разноцветные блики и многочисленные искорки. Они даже звездный шар где-то умудрились достать и трансфигурировать — размеры впечатляют.

— Эх, — говорит Джинни, потягиваясь и вставая, — ну, кто как, а я танцевать.

Немного подумав, Невилл присоединяется к ней, а мы вчетвером пересиживаем еще две песни — пытаясь разговаривать и не охрипнуть. Хорошо, что стол небольшой и через него можно нагнуться почти к уху собеседника.

— Гарри! — говорит Гермиона, я читаю у нее по губам свое имя и наклоняюсь вперед:

— Да?

— Пойдем танцевать!

Я как можно энергичнее мотаю головой.

— Пойдем-пойдем, — не обращает она внимания, — нечего киснуть. Люди близнецам за их дискотеки деньги платят, а мы сидим!

— Да ты же сама терпеть не могла такие тусовки! Ты бы и даром не пошла, если бы не этот вечер! — возражаю я. — Не хочу я там дергаться!

— Вставай давай!

Ну почему она всегда такая настырная? Я молча отодвигаюсь и еще раз наполняю медом бокал. Бутылка, видимо, зачарована на неиссякаемость. Гермиона наклоняется к Рону и что-то говорит ему, время от времени пожимая плечами. Он с минуту слушает, потом кивает и встает.

— Луна, не хочешь пойти потанцевать? — спрашивает он у притихшей в последние десять минут рэйвенкловки. Она несколько удивленно поднимает глаза, потом молча встает и подает ему руку. Правда, под такую мелодию танцевать вместе означает только ритмично дрыгаться друг против друга, но это, видимо, не имеет значения. Я прослеживаю взглядом, как они доходят до танцующих, как вливаются в толпу, и отворачиваюсь — как раз для того, чтобы увидеть, что Гермиона встала и нависает надо мной, как неотвратимый рок.

— Гарри, я кому сказала — подъем!

Я сердито смотрю на нее снизу вверх и отказываюсь подняться. Тогда она тянет меня за руку. Чтобы не выглядеть полным идиотом, я встаю и уже готовлюсь высказать ей все, что думаю по этому поводу, но Гермиона быстро прижимает к моим губам указательный палец, а потом кладет руки на плечи и снова приближает свои губы к моему уху.

— Гарри, напиться — это не вариант и не выход, — говорит она, и я не могу даже сделать вид, что не слышу — ее зелье работает превосходно.

— Да не собираюсь я напиваться… — начинаю я, но она не дает закончить фразу:

— А что ты в таком случае делаешь? И вид у тебя очень мрачный. Вы такие здесь одни, наверное. А ведь главные герои.

— Ты о ком? — я чувствую, что от лица отхлынула кровь, так уверенно она это произнесла.

— О тебе и о Снейпе, разумеется, — вздыхает Гермиона, теплое дыхание касается моей шеи. — Слушай, не знаю, что там у вас произошло — и, заметь, не спрашиваю. Но я вижу, что вы оба как палкой пришибленные. Я же не слепая. Ты сегодня так здорово выглядишь — сколько раз тебе надо сказать, чтобы ты поверил? — тебе так идет этот голубой цвет… Если бы я знала тебя меньше, решила бы, что это провокация… Ну сделай же что-нибудь, Гарри! Что ты здесь — всю ночь просидишь?

— Да что я могу сделать, — меня прорывает, но я не повышаю голоса: — Он меня выкинул. Сказал, что все, ради чего мы встречались, кончено. Исчерпано. Финиш, понимаешь? Я должен еще что-то делать? Я не знаю, что. Я все ему сказал. Он велел убираться. Я ему сто лет не нужен.

— То-то он глаз с тебя не сводил на вручении.

Я чувствую, как на лице проступает ухмылка:

— Еще бы. Заело, наверное, что я на него внимания не обратил. Ничего — танец преподавательский уже кончился, так что его и в зале-то нет. В любом случае можно не дергаться.

— Он уже минут пятнадцать как стоит у одной из колонн и смотрит в нашу сторону! — кричит Гермиона неожиданно. Наверное, на ней сказывается обстановка — раньше она никогда так не повышала на меня голос — и в нем не было таких интонаций. А уж что именно она говорит…

— Врешь! — кричу я в ответ и уже собираюсь демонстративно оглянуться по сторонам, чтобы уличить ее во лжи, но Гермиона вцепляется мне в плечи:

— Твою мать, Гарри! Стой спокойно и прекрати вести себя как дурак! Ты пойдешь танцевать — и ты будешь танцевать, потому что если тебе так хочется продемонстрировать безразличие, то это надо делать грамотно! Ты герой этого праздника — и это правда, в любом случае это правда! Тобой восхищаются! Так веди себя так, чтобы Снейпу стало жаль, что он от тебя отказался!

— Не буду я ничего делать для этого! — я зло отбрасываю от себя ее руки. — Не надо вести со мной воспитательных бесед — не время, не место, и вообще уже поздно, я взрослый!

— Ты? Взрослый? — она так знакомо кривит губы, что я вздрагиваю. — Не будь трусом — тогда, может, я тебе и поверю.

— Я не трус! Я не хочу танцевать! Я не хочу всего этого! Я хочу свалить отсюда и не могу, потому что на меня все пялятся!